Погибло свыше 6 тысяч турецких моряков, а около 1700 было пленено. Русский флот потерял всего три галеры. Потери русских убитыми и ранеными были во сто крат меньше турецких. Турки, следуя своим правилам боя, основную стрельбу вели по рангоуту русских кораблей. Корабль с изломанными реями, с порванными парусами и такелажем лишался хода, и турки брали его, неподвижный, на абордаж. Но русские моряки сами были мастерами абордажного боя, поэтому турецкая тактика не давала желаемого результата.
Князь Потемкин, главнокомандующий русскими сухопутными и морскими силами, ужасно радовался. Как же! Храбрый Гасан-паша бежал… Но чрезмерная радость, как и чрезмерная печаль, плохие советчики в сложном деле, они мешают дать истинную оценку событию. Потемкину казалось, что теперь Очаков, окруженный на суше русскими войсками, блокированный на воде русскими кораблями должен сдаться. И фельдмаршал, отказавшись от намеченного штурма, стал ждать, когда турки принесут ему ключи от крепости. Время шло. Ключи не несли. Не зря султан повесил на кол голову прежнего очаковского коменданта — новый турецкий начальник сдаваться не думал. К тому же в погребах крепости пороха и продовольствия было достаточно на месяцы осады.
В дни, когда Лиман огласился грохотом корабельных орудий, в местах, отдаленных от него, произошли важные события. Австрия наконец вступила в войну; австрийские войска на своем участке фронта вели бои с турками — очень, к слову сказать, неудачные. Тогда же шведский король Густав III, угрожая взятием Петербурга, потребовал от русского правительства, чтобы Россия отдала Турции Крым и другие территории в северном Причерноморье, разоружила свой флот на Балтийском море и отвела войска от границ Швеции и Турции. Неумный Густав пекся о турках потому, что султан дал ему деньги на войну с Россией.
Вдобавок к войне с турками Россия получила войну со шведами. Балтийские корабли не пошли в Эгейское море, они вступили в сражения со шведским флотом. Солдат, моряков, боеприпасы, продовольствие теперь пришлось делить между двумя фронтами.
В новых обстоятельствах скорое взятие Очакова, главного опорного пункта турок на Черном море, было еще нужнее, чем прежде. А Потемкин все медлил. На предложение Суворова начать штурм князь ответил:
— Я на всякую пользу руки тебе развязываю, но касательно Очакова попытка неудачная может быть вредна… Я все употреблю, надеясь на бога, чтобы он достался нам дешево.
Один из самых могущественных людей екатерининского правления, может быть, самый богатейший, один из самых одаренных администраторов России, Потемкин не получил от природы полководческого таланта и боялся сам себе признаться в этом: ему все было возможно — купить или построить любой дворец, возвысить кого-либо или уничтожить, ему все всегда удавалось, так как же это он — и не полководец?! Армию и флот князь знал прекрасно, понимал по-своему и русского солдата. Суворов и Ушаков в своей новаторской деятельности опирались на его помощь. Готовясь к войне, о которой наш рассказ, Потемкин сочинил «Записку об одежде и вооружении войск». Только он мог получить согласие императрицы на свои удивительные для вельможи того времени предложения.
В «Записке» прослежено, как менялись одежда воина и амуниция со времен, когда еще не было огнестрельного оружия, а воевали копьем, мечом, луком, как новое оружие и новые приемы боя требовали смены одежды и воинского снаряжения. В каждом пункте «Записки» Потемкин делает упор на рациональность снаряжения, на удобство пользования им, на сбережение сил и времени солдата при одевании, на то, чтобы одежда не вредила здоровью. Конечно, любовью к простому русскому человеку тут и не пахло. Князю, представителю российского дворянства, нужны были боеспособные солдаты. И все же объективно нововведения были на пользу каждому, кто попадал на трудную солдатскую или матросскую службу. |