— Я тоже на это надеюсь, — кивнул Леран и улыбнулся. — Не грустите, Вейн. Я совсем не хотел испортить вам настроение своими печальными воспоминаниями. Сегодня светлый день, так не станем его омрачать!

Девушка тоже улыбнулась.

— Ну вот, теперь вы оба здесь застряли, — к ним подошла недовольная Люсинда. — И что вы уставились на эти окна? Как будто на них цветы растут!

— Уже идем, — улыбнулся Леран, но руку Вейн так и не отпустил. — Кстати, Люси, цветы ты еще увидишь, обещаю. И совсем скоро.

Храм был переполнен, но для Лерана и его спутников предназначалась целая ложа, с удобными сидениями и мягкими подушками. И стоило занять свои места, как юные жрицы запели гимн восхваления.

Вейн положила руки в перчатках на деревянные перила. Она всегда любила этот момент, когда юные девичьи голоса раздаются в темном храме, освещенном лишь крошечными светочами, и шум стихает. Люди замирают, внимая. Их дыхание успокаивается, смолкают разговоры. Толпа становится недвижима и безмолвна, и все ждут.

Песня нарастает, голоса жриц взлетают к своду храма, и сотни людских сердец словно следуют за ними к самому большому окну, на котором всегда одно и то же изображение: огромный диск восходящего солнца. И когда мелодия уже дрожит на пике, и голоса певчих почти срываются на самой высокой и пронзительной ноте, витраж светлеет. На нем проявляются цветы и деревья, и лучи взошедшего солнца потоком льются в храм, на стоящих внизу людей, словно благодать небесных вир.

Вейн наблюдала эту картину бесчисленное число раз, но всегда проникалась, как впервые. Конечно, с возрастом она узнала, что такой эффект льющегося света достигается какими-то хитрыми установками зеркал и стекол на крыше, но все же это было столь прекрасно, что хотелось верить в чудо. Лишь ради этого момента она поднималась затемно и ехала в храм даже по лютому морозу. А сегодня Вейн особенно верила, что небесные виры смотрят на нее и оберегают.

— Очаровывает, правда? — шепнул Леран, и Вейн с улыбкой кивнула.

Увы, дальше было уже не столь интересно. Знакомые наизусть храмовые гимны почитания вир, танец жриц, больше похожий на монотонные раскачивания из стороны в сторону, речь Верховной, которая здесь была на удивление моложавой, не то что в родном Таларе.

Люси уже откровенно скучала и даже пару раз зевнула, не обращая внимания на гневные взгляды мистрис. Впрочем, их наставница была истовой виринией, и ее сейчас больше занимало происходящее в храме, чем поведение подопечных.

Вейн незаметно погрозила сестре кулаком. Все-таки она была старшей, и на ее плечах лежала обязанность присматривать за избалованной сестрицей. Люси отмахнулась.

— Каждый месяц одно и то же, — мрачно изрекла она. — Хоть бы гимн новый придумали, что ли.

— Вот ты привереда, Люси, — с усмешкой отчитала ее Вейн. — Смотри, какие здесь витражи красивые, в Таларе таких нет.

— Тоже мне достижение! — фыркнула сестра. — Зато наши жрицы лучше поют. А эти столько раз сфальшивили, что я со счета сбилась.

На это возразить оказалось нечего, потому что в отличие от Люсинды, Вейн не обладала ни слухом, ни голосом и судить о чистоте исполнения не могла.

— Привереда! — повторила она. — Ничего, скоро вернешься домой и будешь слушать правильный гимн.

Люси дернула плечиком, нахмурилась, но вдруг оживилась.

— Что это? — спросила она и тронула Лерана за руку.

Он повернул голову и помрачнел. По проходу шли стражники, а между ними с трудом волочил ноги грязный, бородатый мужчина, закованный в кандалы. Люди брезгливо расступались, чтобы не коснуться идущих даже кончиком платья.

— Суд Света, — хмуро сказал Леран.