Альбина улыбнулась каким-то своим мыслям.

— Ты меня изнасиловал. Я могу заявить в милицию. Генетический анализ подтвердит. Тебя посадят.

«А ждет тебя, бриллиантовый, дорога в казенный дом», — вспомнил я.

— Заявляй! Без толку! В твоем влагалище нет материала для анализа.

— Как это?!

— А вот так! Я позаботился об этом. Неужели ты думаешь, что я мог потерять разум из-за такого тела, как твое?

Это было жестоко по отношению к любой девушке. Тем более это было жестоко по отношению к той, кого только что подвергли насилию. Но иного обращения она и не заслуживала. Женщина — существо, созданное всевышним для того, чтобы дарить жизнь, она эту жизнь отнимала и, что вдвойне гнусно, еще и торговала останками. Пусть эти останки не были материальными, но один черт!.. Торговка всегда будет торговкой!

Я вновь посмотрел на Альбину.

Торговка оставалась торговкой. Теперь она пыталась сбыть то, что у нее осталось. Длинные узкие пальцы потеребили разодранный халат, потянули его на живот, укрывая распятое тело от моих глаз, но так, чтобы остались видны вишни сосков на мальчишеской груди и рыжий пушок в промежности, под которым расплылось на простыне алое пятно.

Мне стало мерзко, будто я тоже принял участие в торговом деле.

Впрочем, она-нынешняя за себя-недавнюю уже не отвечала. Как дети не отвечают за отцов. Она перестала быть ведьмой, но ей еще предстояло научиться быть просто женщиной. Все женщины торгуют собой. Ради семьи, ради детей, ради любимого… Эта торговля не имеет ничего общего с древнейшей профессией, хотя не менее стара, чем проституция. Эта торговля заложена в саму женскую суть, на нее обрек наших подруг сам господь, сделав из них биологически подчиненные существа. Зато в них хранится корень жизни… И в Альбине он тоже есть. Этим она искупит свою вину.

— Мы больше не встретимся, — сказал я. — Но тебе недолго ходить в одиночестве. Такие глаза пленят любого мужчину. И ты родишь своему троих. Поверь, это не худшая судьба для бывшей ведьмы. Лет пятьсот назад тебя бы просто отправили на костер.

Она словно спохватилась, словно только сейчас заметила свою наготу, укрыла одеялом вишенки и пушистый треугольник. Возле двери я еще раз оглянулся.

Зеленые глаза смотрели сквозь меня, и было в них что-то такое, чего я никогда не смогу понять.

— Прощай, ведьма-половинка! — сказал я. — Счастливых тебе детей! В «рубашках»! — И вышел.

Старуха в соседней комнате только-только начала копошиться на полу. Охранник возле батареи все еще был недвижен.

Я подошел к нему, пощупал пульс. Парень был жив, и смерть ему в ближайшее время не грозила. Если не нарвется на пулю в каком-нибудь деле…

Я оставил возле него ключ от браслетов и покинул это логово. Спустился по лестнице, прошел дворы-колодцы, вышел на Невский и принялся ловить такси. Сел в первую же остановившуюся машину.

— На Комендантский!

— У вас какой-то праздник? — спросил водила.

— Да! — Я улыбнулся ему. — Впереди праздник, каких мало.

На самом деле впереди меня ждала неизвестность, но на душе было спокойно. Потому что вместе с неизвестностью меня ждала женщина, которая не позже чем через девять месяцев родит еще одного ребенка в «рубашке».

И эту «рубашку»с него уже никто никогда не снимет.

Эпилог

Следующим утром я отправил Яне бандероль с ключом от ее квартиры и денежный перевод.

В тот же день мы с Катей перебрались в родное жилище, на улицу Кораблестроителей. Через порог я ее перенес на руках, как невесту.

— Я люблю тебя, — сказала она, когда я поставил ее на ноги.