Элен Кэнди. Видения Эми Шарп
1. Чокнутые с улицы Диких Роз
В северной части огромного континента, похожей на неправильный треугольник, плавающий в синих водах двух океанов; между Мексикой и Канадой, между Миннесотой и Монтаной, где-то на самой окраине Северной Дакоты, в неком городе Морис есть центральная улица Диких Роз. На этой улице как раз поднялся ветер и закружил в диком, но чрезвычайно красивом танце большие ярко-желтые листья клена, напоминающие лапы какого-то мифического животного. Погода в этот день стояла чудесная. Огромное добродушное солнце ласково облизывало рыжим шершавым языком крыши домов, дороги и верхушки золотых деревьев. Чуть позже на горизонте появились белые барашки облаков и неторопливо поплыли по голубому просторному небесному полю к веселому солнцу. Они мягко укрыли его, и вокруг все сразу побледнело. Все, кроме небольшого, казалось, пойманного и окруженного со всех сторон многоэтажными громилами трехэтажного дома из старого бурого кирпича. И было видно, что золотые лучи, упрямо пробирающиеся сквозь нежданные облака, освещают лишь этот дом номер сорок пять. По крайней мере, так бы подумал внимательный прохожий, остановившийся на улице Диких Роз. В самом близком к шоссе подъезде — всего их было три — хлопнула входная дверь. А спустя несколько минут во дворе появилась пожилая женщина с горшком базилика в руках. Это миссис Ром. С базиликом она не расстается уже больше пятнадцати лет. Когда миссис Ром волнуется, она отрывает зеленые листочки и засовывает их в широкий рот с бледно-розовыми губами. Потом жует и громко глотает. Видимо, сегодня миссис Ром отправилась к дочери, поэтому и прихватила с собой горшок с растением. С дочерью у нее испорченные отношения. А все из-за того, что дочь решила съехать от матери. И съехала. Еще бы! Вы бы смогли жить с человеком, будь это даже ваша любящая мать или верный муж, если он записывает в толстую, потрепавшуюся от времени тетрадь все действия и разговоры соседей и дни напролет дежурит у окна, медленно поедая базилик? Миссис Ром оторвала листочек базилика, сунула его в рот, огляделась по сторонам, поправила широкополую шляпу, давно вышедшую из моды, и, выпятив грудь вперед, гордо зашагала по улице Диких Роз. Чуть позже у ближайшего к шоссе подъезда затормозил лимузин. Он напоминал огромного майского жука: длинного, черного и блестящего. Из машины вышел худощавый молодой человек лет двадцати пяти в нелепой водительской фуражке и принялся натирать лобовое стекло сухой серой тряпкой. Это Тони Рой. Тони с самого детства мечтал о лимузине. Одно «но»: он хотел быть собственником этого шикарного автомобиля, а не водителем, который получает небольшую зарплату и надеется только на щедрые чаевые богатых особ. Тони Рой открыл капот, что-то там подкрутил. Отошел на несколько метров от машины, посмотрел на нее с разных сторон и, довольно улыбнувшись, убрал тряпку и зашел в подъезд. А чуть позже где-то на третьем этаже хлопнула входная дверь, и из открытого окна послышался голос: — Бум, Бум! Соскучился по папочке Тони? Слова мужчины заглушил оглушительный лай собаки, казалось, огромной, как в сказке «Огниво». Спустя две или три минуты, а может, через час, время порой обманчиво, во дворе вновь появился молодой водитель лимузина. Из подъезда он выскочил резво и весело, как будто уже успел соскучиться по улице. В руках у него был натянутый, как струна гитары, поводок. На другом конце поводка лениво, упираясь всеми четырьмя лапами, скользил небольшой песик, сантиметров тридцати в высоту, не больше. Потом он понял, что сопротивляться бесполезно, и засеменил за хозяином с недовольной мордой. Было видно, что Бум не любит прогулок. Как странно! Собака — и не любит прогулок! Хотя с такой тонкой шкурой многие бы предпочли остаться дома… Поднялся ветер, и Бума затрясло, как осиновый лист. |
