"Я уже понимаю всю серьезность ситуации, но стараюсь создать легкую, ни к чему не обязывающую атмосферу, а потому забираю сразу с высокой ноты: "Ах, здравствуйте, Николай Александрович! Какие дивные цветы, спасибо!" "Это я вас должен благодарить, я был счастлив видеть вас вчера у меня дома. Не хотите ли со мной поужинать, я сегодня в городе?" И разговаривает со мной так, как будто никакого мужа у меня нету! Я ещё пытаюсь всё перевести просто на светскую болтовню, но голос на другом конце провода, серьезный и спокойный, не собирается включаться в мою тональность. Начинаю мямлить: "У меня вечером репетиция в театре... кончится поздно". - "Это неважно. Я подожду". Тогда я со святой простотой подключаюсь: "Ах как чудно, спасибо! Мы приедем". На том конце провода длинная пауза... Затем: "Так я за вами пришлю машину". С тех пор начались чуть ли не ежедневные приглашения то к нему на дачу, то в его московскую квартиру. И, конечно, "возлияния". Булганин пил много и Ростроповича заставлял. Напившись, начинали выяснять отношения. Разговоры шли про любовь. "Мальчишка! Разве ты можешь понимать, что такое любовь! Вот я её люблю, это моя лебединая песня...Ну, ничего, подождем, мы умеем ждать, приучены..."

Вишневская всё это слушала, а что ей оставалось? Векторная пружина закручивалась всё туже. Булганин был готов на всё, предлагал квартиру, деньги, силу... Уговаривал Ростроповича не сердиться на частые звонки, мол, у тебя вся жизнь впереди, дай и мне полюбоваться. Однажды после очередной совместной попойки нервы Ростроповича не выдержали, и он устроил скандал, заявив, что больше к Булганину не пойдет. Когда Вишневская ответила ему, что это невозможно, он полез на подоконник, чтобы выпрыгнуть в окно. Надо было заканчивать эту очень странную историю, тем более, что Вишневская уже была беременна. Однако Булганина ничего не брало, отказы не помогали, Вишневскую стали вызывать на кремлевские концерты официально, через Министерство культуры. Не помогали никакие отговорки. И однажды Вишневская не выдержала: "Я стояла в вонючем коридоре коммунальной квартиры и в ярости орала в телефонную трубку: "Что вы валяете дурака?! Звоните по несколько раз в день, будто не понимаете, что мы не можем бывать у вас дома! Мне надоели сплетни вокруг меня! Я не хочу петь на ваших приемах. Почему? Потому что мне противно! Я не желаю во время пения видеть ваши жующие физиономии..." Ну и т.д. Впрочем, и эта отповедь ничего не дала, приглашения и визиты продолжались...

Векторные фотографии

Векторные фотографии, как и векторное кино, приносят физиологическое удовольствие. Причем удовольствие странное, составленное из недоумения, очарования, чувства проникновения куда-то за ширму мира сего, в пространство, запретное для обычного человека.

Одна из самых знаменитых векторных фотографий: Борис Пастернак (Тигр) и Анна Ахматова (Бык) после выступления перед читателями (1946). Оба одухотворены, приподняты, в её улыбке что-то джокондовское и одновременно хищное; он же чуть-чуть сутулится, взгляд в камеру, но как-то сквозь нее. Как будто легчайший космический ветер отклоняет Ахматову в сторону от него, а Пастернака, напротив, к ней. Два титана с наклоном влево.

Миронова (Собака) и Менакер (Бык) на сцене. Идет спектакль, выстроен сюжет так, что как бы активно не наступал герой Менакера, героиня Мироновой всё равно остается выше. Костолевский (Крыса) и Гринько (Обезьяна). Кадр из фильма. Герой Гринько смотрит на своего молодого друга снисходительно и недоверчиво.

Братья Тавиани (3мея и Обезьяна). Как и всякие братья, очень похожи и как-то удивительно слитны. Впрочем, каждые ли братья? Пока лишь ясно, что кровному родству помогает векторное кольцо либо закон четности.

Олег Газманов (Кот) и его сын Родион (Петух). В подписи к фото вопрос: кто кого породил, то ли Олег Родиона, то ли наоборот? Дело в том, что запел первым Родион и своим пением открыл карьеру папы-композитора.