– И подбрось-ка дров в очаг, чтобы сделалось светлей.
Она скрылась за дверью – крепкой, дубовой. И, пока дверь была открыта, Гуннар явственпо услышал крик. И он сообразил, что это дает знать о себе ребенок – новое живое существо на берегу этого фиорда, названного Каменным, потому что, кроме камня, ничего путного не было на его берегах.
Гуннар поступил так, как велела Асгерд, и пламя в очаге взметнулось высоко-высоко. Оно осветило просторную комнату, в которой собиралась обычно вся семья.
Вскоре вышла Старая Карга, и с пою еще две родственницы Гуннара и его жены – обе в летах и опытные в повивальном деле.
Асгерд держала в руках дитя – этакое красноватое существо со сжатыми кулаками, оравшее во всю глотку.
Гуннар стоял посреди комнаты, а женщины торжественно несли дитя.
«Его придется поить-кормить», – подумал Гуннар и начал прикидывать в уме, достанет ли у него сил и хватит ли урожая, будет ли рожать тощая земля необходимые злаки для разросшейся семьи. Жена его была женщина сильная, здоровая и могла наплодить много, много детей.
– Мальчик, – сказала Асгерд и указала глазами на безошибочный знак мужского пола. Она протянула дитя отцу согласно обычаю.
Гуннар медлил принимать… Размышлял…
Если отец повернется спиною к ребенку, если не возьмет его на руки, значит, малышу – погибель. В этом случае Гуннар выкопает в лесу могилку и уложит туда живого ребенка. Нет, он не засыплет его землей. Смерть сюда придет сама собою.
«Не возьмет», – решила Асгерд. Две другие женщины подумали точно так же. Одна из них пошла было сообщить роженице.
«Не возьмет», – думала Старая Карга.
Гуннар был словно каменный. А мальчик ревел, словно требовал решения скорого и справедливого. Решения человека, у которого всего две руки да соха, да клочок тощей земли.
Гуннар все думал. И та женщина, что направилась было к роженице, укрепилась во мнении, что Гуннар не примет ребенка. Она приблизилась к двери и на всякий случай оглянулась. Оглянулась в то самое мгновение, когда взялась за ручку тяжелой дубовой двери.
– Назад! – крикнула ей Асгерд Старая Карга и показала ей свои пустые руки.
Окропив дитя водою, Гуннар осторожно взял его к себе. Словно осознав свою судьбу, мальчонка успокоился в больших крепких отцовских руках.
Его назвали Кари. И к началу дальнейшего нашего рассказа исполнилось ему двадцать зим. И был он статен, высок ростом, в плечах чуточку узковат. Кари был единственным сыном в семье – старший брат его по имени Кольбейн утонул в фиорде, и остались у Кари одни сестры.
III
Теперь о Гудрид, дочери Скегги и Бергторы.
Ей минуло пятнадцать зим, когда ее впервые увидел Кари. Это было на другом берегу фиорда, недалеко от хутора Зеленая Низина. Сказать по правде, красавицей ее никто не считал. Но была в ней – в осанке, во взгляде серых большущих глаз, в ее тонкой и высокой шее, крепких икрах и маленьких ножках – некая дьявольская сила, которая привораживала молодых людей. (Впрочем, не только молодых, но и тех, кому перевалило за тридцать зим.) И одевалась она чудно, не так, как все девушки этого фиорда. Бабушка ее была великой мастерицей ткать и окрашивать ткани в удивительные цвета. Для крашения она выискивала такие травы и такие глины, о которых мало кто знал. Кузнец, добывающий железо из болотной тины, меньше вкладывал умения и хитрости в свое дело, чем бабушка Гудрид при крашении тканей для своей любимой внучки.
Гудрид всегда глядела прямо перед собой. При встрече не опускала глаз, подобно некоторым своим сверстницам. И взгляд ее был светел, как родник, голубеющий в дикой каменной чаше.
А появление ее на свет, вернее, первые минуты ее на этом свете отличались от тех, которые пришлись на долю Кари. |