|
И в таком состоянии писали стихи. Насколько я помню, трезвыми им было западло писать стихи. Или они просто не могли. Мы были потрясены такой схожестью взглядов между нами и этими товарищами из «Ветра и Потока» и вознамерились испробовать этот метод. После чего каждую пятницу, поскольку детей еще не было и все были свободны, мы закупали на сколько хватало денег вина, но не меньше ящика — обычно из расчета четыре бутылки на человека, а получалось больше — хорошо, — и ехали к ним. Продолжалось это довольно долго — несколько месяцев, наверно. Наливались чаши с вином, пускались по воде. К сожалению, реки не было рядом, поэтому приходилось в ванне пускать, когда добирались до ванны. И в общем и целом, мы достигли полного духовного единства с «Ветром и Потоком». Правда, я за это время там ни одной песни не написал, хотя мы даже вместе с Витькой пытались что-то сделать, но, видимо, слишком разные духи через нас говорили, и вместе у нас ничего не получилось. Но пара заготовок с той поры у меня до сих пор еще в голове лежит.
Наверное, людям, которые Витьку не знают, сложно представить, что мальчик, который в то время учился в ПТУ на резчика по дереву, что называется «необразованный», был на вполне сносном уровне знаком с древней китайской культурой. Можно было спокойно бросаться именами, рассуждать о самурайском кодексе. В общем, о чем мы говорили, мы знаем. С Рыбой они к этому времени расстались, и пару раз уже появлялся Каспарян. Мне трудно все это по времени сопоставить с записью реальных альбомов, но «45» тогда уже был записан. Потом они у Вишни дома, потому что Тропилло был занят, записали «демо» к новому альбому (то, что потом в народе начало ходить под названием «46»). Юрка Каспарян в то время неблестяще играл на гитаре, но Витька его всегда защищал, исходя из того, что это правильный человек, а играть научится. И был абсолютно прав, как опыт показал. В таком же смешанном составе, как и на «45», записали «Начальника Камчатки», причем я продюсировал не больше половины альбома, так как меня в это время стало вести в совершенно другую сторону. Я очень хотел его сделать, но закончили альбом без меня. Там и Сережка Курехин каким-то образом принял участие, и ударники разные были, даже Петька Трощенков приложил руку к барабану. Густав появился в самом конце, как раз на этом самом «Новом романтике». Витькина натура требовала, чтобы дальше все это развивалось в сторону уже большого рок-н-ролла, а мне хотелось это видеть в таком безупречном, точеном, полуакустическом виде. Но тут уже хотелось-не хотелось, а права голоса я, по счастью, не имел. Я сам себе в нем отказал, потому что навязывать людям то, что не в их природе, наверное, не надо. Я, по-моему, старался не навязывать. Это был период самого активного нашего общения — между «45» и «Начальником Камчатки». Но я не думаю, чтобы Витька когда-нибудь, хоть на секунду, был у меня «под крылом». Потому что то, что он делал, было стопроцентно его, и ни ко мне, ни к АКВАРИУМУ отношения никакого не имело. Я просто сделал то, что мог для того, чтобы помочь им преодолеть первое расстояние из Купчина до студии и преодолеть максимально просто — чтобы они не тратили на это год, а могли это сделать завтра. Вот и все. А там — как поставить микрофон, как не быть запуганным Тропилло… Все остальное делали они, и влиять я на них — никогда не влиял, и не дай Господь. Если я чем-то помог — отлично, но за всю историю наших отношений, встреч, разговоров и чего бы там ни было я никакого отталкивания с Витькиной стороны ни на один момент не почувствовал. Я его очень любил и люблю и, надеюсь, что и он тоже. По крайней мере я это так воспринимал. А Цой пошел дальше, и они начали записывать «Ночь». По-моему, этот альбом был записан довольно быстро, но что-то они с Тропилло никак не могли его закончить. |
