— Жесткий был человек? — спросил Алексей.

— Жесткий, — подумав, ответил дядя Коля. — Не всякий выдерживал его резкую критику, тон. Вот Филановскому пришлось уехать, не сработались. Но Тюменская земля мягкотелых не выдерживает. Ты заметь, что даже все производные от этого слова — без мягкого знака: тюменский, «Главтюменнефтегаз». Москвичи любят говорить «тюменьский», но местные старожилы их всегда поправляют: тверже надо, без мягкости этой. Нежность оставьте для любимых женщин. А край суровый. Но Щербина очень уважал и ценил людей, которые верой и правдой служили именно этому краю, а не ему лично. Его предшественник Косов был снят с должности за комчванство и лень, за неумение руководить такой огромной организацией. Щербина и Муравленко, можно сказать, дружили, поскольку оба обладали исключительной порядочностью, а отсюда и успехи в нефтяных делах региона. Оба были настоящими болельщиками, переживали за хоккейную команду Тюмени, которая играла во второй лиге на первенстве страны, темпераментно реагировали на острые моменты. Щербина, как и Муравленко, умел заглядывать далеко вперед.

Казалось бы малость, но при практическом участии Бориса Евдокимовича в Тюменской области были построены птицефабрики, стали развиваться пленочные теплицы и овощеводство, увеличились посадки картофеля. И это при таком мерзлом грунте! Он успевал везде — и в больших, и в малых делах. Выдвигал молодые кадры — комсомольцев. Еще был прекрасным оратором, в любой аудитории выступал без бумажки, а все свои речи готовил сам, без помощников. Не был злопамятным, не наносил ударов тайно, в спину, а высказывал свое неудовольствие прямо в лицо. Когда Щербина уезжал в Москву на должность министра, Муравленко сказал о нем так: «Трудно найти человека, который сделал бы для Тюмени и области столько, сколько Борис Евдокимович, да и для страны в целом». На проводах Виктора Ивановича не было, он лежал в больнице с инфарктом. А Щербина, прощаясь, сказал коллективу «Главтюменнефтегаза»: «Особенно берегите Муравленко — равного ему руководителя во всей нефтяной промышленности страны просто нет». И это был не пустой обмен любезностями, как можешь подумать. Их имена действительно стоят рядом. По заслугам.

Кажется, Льву Толстому принадлежит фраза: «Человек рождается, чтобы умереть». Неправильная она. Конечно, многие только для того и рождаются. Чтобы бесследно прошмыгнуть по Земле и уйти в небытие. Но после других остаются города, улицы, которые не только называют их именами, — они словно и сами живут там. Я имею в виду не только Западную Сибирь, но всю Россию.

После некоторого молчания, взглянув на фотографии, Алексей спросил:

— Насколько я понял, Щербина покинул Тюмень еще при жизни Муравленко. А с кем из партийной верхушки Виктору Ивановичу пришлось работать потом?

— Это был Богомяков, — ответил дядя Коля. — Геннадий Павлович, геолог по профессии, тоже человек исключительного дарования. На должности первого секретаря Тюменского обкома партии он проработал с 1973 аж по 1990 год, лауреат Ленинской премии, сыграл одну из ключевых ролей в создании и развитии Западно-Сибирского нефтегазового комплекса. Сам участвовал в геолого-разведочных работах Приобья в конце пятидесятых годов. На его глазах создавался «Главтюменнефтегаз», и он считал, что это — «самый главный главк», который навсегда останется в истории отечественной нефтяной отрасли и в истории России в целом. Почему? Потому что он был опорой советской экономики в шестидесятые — восьмидесятые годы.

Именно «Главтюменнефтегаз» и Муравленко лично обеспечили согласованность, координацию действий подразделений всех министерств, принимавших участие в освоении нефтегазоносных территорий Тюменского Севера.