Кристиан подалась вперед.

- По-видимому, вы поступаете правильно, стремясь познать истину, и каждый шаг на этом пути очень важен. Вы верите в истину, а истина и красота - это одно и то же (именно это вы и хотели сказать), стараясь писать правдиво, вы всегда видите красоту. Но как мы можем распознать истину, если мы не знаем, в чем ее сущность?

- Мне кажется, - вполголоса сказала Грета, - что ты понимаешь это так... а он по-другому... потому что... вас же двое, а не один человек.

- Конечно! - нетерпеливо сказала Кристиан. - Но почему...

Услышав какое-то хмыканье, она замолчала. Держа "Таймс" в одной руке, а огромную пеньковую трубку - в другой, от дома шел Николас Трефри.

- Ага! - оказал он Гарцу. - Как подвигается картина?

И опустился в кресло.

- Вам сегодня лучше, дядя? - приветливо опросила Кристиан.

- Проклятые обманщики, эти доктора! - проворчал мистер Трефри. - Твой отец на них молился. И что же получилось? Собственный врач залечил его до смерти... заставлял пить бочками всякую отраву!

- Почему же тогда у вас есть собственный врач, дядя Ник? - спросила Грета.

Мистер Трефри взглянул на нее, в глазах у него появились насмешливые искорки.

- Не знаю, моя девочка. Стоит только раз к ним обратиться, и уже от них не отделаешься!

Весь день дул легкий ветерок, но теперь он затих; не дрожал ни один листочек, не шевелилась ни одна травинка; из дома доносились какие-то тихие звуки, слоено там играли на свирели. По дорожке прыгал дрозд.

- Дядя Ник, а когда вы были мальчиком, вы разоряли птичьи гнезда? шепнула Грета.

- А как же, Грета!

Дрозд ускакал в кусты.

- Вы вспугнули его, дядя Ник! Папа говорит, что в замке Кениг, где он жил, когда был мальчиком, он всегда разорял галочьи гнезда.

- Вздор, Грета! Твоему отцу никогда не добраться до галочьего гнезда, у него слишком толстые ноги!

- Вы любите птиц, дядя Ник?

- Как тебе сказать, Грета? Люблю, наверно.

- Тогда почему же вы разоряли птичьи гнезда? Я считаю, что это жестоко.

Мистер Трефри кашлянул, прикрывшись газетой.

- Я и сам не знаю, Грета, - заметил он.

Гарц стал собирать кисти.

- Благодарю вас, - сказал он. - На сегодня все.

- Разрешите взглянуть? - попросил мистер Трефри.

- Конечно.

Дядя Ник медленно поднялся с кресла и встал перед картиной.

- Когда она будет готова для продажи, - сказал он наконец, - я куплю ее.

Гарц поклонился, но почему-то ему стало неприятно, словно ему предложили расстаться с чем-то дорогим его сердцу.

- Благодарю вас, - сказал он.

Раздался удар гонга.

- Вы не останетесь перекусить с нами? - спросил мистер Трефри. - Доктор остается.

Сложив газету, он направился к дому, опираясь на плечо Греты. Впереди бежал терьер. Гарц и Кристиан остались одни. Он скреб палитру, а она сидела, опершись локтями о колени; между ними солнечный луч вызолотил дорожку. Уже наступил вечер, от нагревшихся за день кустов и цветов плыли волны аромата; птицы затянули, свою вечернюю песню.

- Вы не устали позировать для своего портрета, фрейлейн Кристиан?

Кристиан покачала головой.

- Мне хочется вложить в картину то, что не всякий увидит сразу... то, что там, внутри... то, что будет жить вечно.

- Это звучит смело, - медленно произнесла Кристиан. - Вы были правы, когда говорили, что счастье в борьбе... но это для вас, а не для меня. Я трусиха. Я не люблю причинять людям страдания. Мне хочется нравиться им. Если бы вам пришлось ради своей работы сделать что-то такое, что навлекло бы на вас ненависть людей, вы бы все равно не остановились; и это хорошо... но я на это не способна. И в том... в том-то все и дело. Вам нравится дядя Ник?

Молодой художник посмотрел на дом, где на веранде еще был виден старый Николас Трефри, и улыбнулся.