Впрочем, возможно, Гарвей и не знал в то время о Сервете. Но он не мог не знать о трагической судьбе Андреа Везалия — отца кафедры анатомии Падуанского университета, крупнейшего анатома эпохи Возрождения, борца за новые идеи в науке.

Изучая человеческий организм путем вскрытий, Везалий постоянно работал в страхе перед церковью, запрещающей вскрытие человеческого тела.

И однажды, когда Везалий осмелился вскрыть труп только что умершего патриция, его обвинили в том, что он вскрыл тело живого человека. Суд инквизиции приговорил ученого к поклонению «святым местам». В 1564 году судно, на котором плыл Везалий, потерпело крушение, и великого анатома не стало.

Теперь кафедру анатомии Падуанского университета возглавлял ученик и последователь Везалия — Иероиим Фабриций из Аквапендента. Позднее школа анатомов, основанная Везалием и продолженная Фабрицием, выдвинула не одного ученого-медика. Ей суждено было стать колыбелью, в которой зародились великие идеи Вильяма Гарвея.

Но это было позднее. А в тот февральский вечер 1600 года юный Гарвей брел по Падуе, обуреваемый мрачными мыслями.

Только одна среди них была радостная и успокоительная: «Хорошо, что я англичанин! Старая добрая Англия не дает в обиду своих ученых!..»

«Старая добрая Англия»

в старой Англии слышались стоны. Стонали нищие и голодные крестьяне и сельскохозяйственные рабочие, стонали от бандитов и грабителей горожане и помещики. И в самом королевском дворце было неспокойно: никакие указы и законы не могли избавить страну от позорного бича — разбоя «рыцарей» больших и малых дорог.

И еще стонали многочисленные больные и умирающие: смертность достигла больших размеров, а невежественные лекари были совершенно бессильны в борьбе с ней.

Что касается ученых, то их, в сущности, не за что было «обижать» — среди них почти не было ни вольнодумцев, ни нарушителей «официальной» науки, некого было обвинять в «ереси». Сплошные «доктора грамматики», «созвездие упрямейшего педантического невежества и самомнения, смешанного с деревенской невоспитанностью», как отзывался о них Бруно…

И подумать только, — всего каких-нибудь семьдесят лет назад здесь расцветали радужные надежды! Бурно веселилась старая Англия в царствование Генриха VIII…

Шестнадцатый век. Открытый бунт против Рима — против его вероучений, политических притязаний на мировое господство, против его церковной организации.

Цепкие пальцы католического центра душили народы и правительства, находившиеся в религиозном подчинении у папы. Это «религиозное подчинение», по сути дела, было связано отнюдь не только с религией. Церковь в средние века представляла собой средоточие общественной жизни. В церкви не только молились: в ней обсуждали государственные и политические события, заключали финансовые сделки, хранили важные документы и ценности; часто церковь превращалась в судебный орган. Ни одно важное событие в жизни населения не обходилось без участия служителей церкви.

Монастыри и аббатства владели огромными землями, снаряжали торговые экспедиции в чужие страны. Не случайно многие важные новшества в технике вводились монахами. Монахи, например, первые оценили необходимость измерения времени и поставили часы на колокольнях. Монахи занимались перепиской не только духовных, но и светских книг, вели преподавание во многих школах. Духовенство опекало науки и культуру, тратило кое-какие средства на помощь бездомным, больным, инвалидам.

Церковная организация была строго централизована, авторитет ее устойчив и тверд. Все нити европейской политики сосредоточились в могучем кулаке католического папы. Опека Рима над светскими властями католических государств стесняла их инициативу, тормозила развитие стран.