Гарвей был гуманнейшим и просвещеннейшим человеком своего времени. Политика, проводимая монархом, была не только чужда ему, но и во многом отвратительна. Он совершенно ясно выражал свое возмущение деятельностью Верховной комиссии и Звездной палаты — двух чрезвычайных судов, преследовавших духовных и светских врагов правительства виселицей, тюрьмой, пытками. Он чурался политики и ненавидел дворцовые интриги.

Одним словом, Вильям Гарвей был ученым, и только ученым; он так же был далек от политики, как некоторые его коллеги-медики от подлинной науки.

Совершенно не правы поэтому старые биографы Гарвея, называвшие его «приверженцем королевской власти», «верноподданным короля», «монархистом по убеждениям».

Он не был ни сторонником короля, ни в дальнейшем — сторонником парламента. Он просто был человеком с повышенным чувством признательности и, когда последовал за Карлом в изгнание, сделал это потому, что был обязан ему как человек и ученый.

Отношения, выходящие за пределы официальных, возникли между королем и Гарвеем исключительно на научной почве. Более того, можно смело утверждать, что Карл своим содействием помог Гарвею быстрее закончить исследования, необходимые для опубликования его учения о движении сердца и крови.

В этом, и только в этом, секрет приверженности ученого Гарвея к его покровителю Карлу I.

В одной из бесед с королем Гарвей, увлеченный своими мыслями и расстроенный отсутствием животных, необходимых для опытов, высказал эти мысли вслух. Он с увлечением рассказывал о своих исследованиях по физиологии человека и животных, об открытом им кровообращении и о том, как много еще предстоит ему сделать, чтобы окончательно доказать ученому миру свою неопровержимую правоту.

— Кровь, — говорил он, — выталкивается сердцем, беспрерывно проходит из полой вены (Полые вены (верхняя и нижняя) — крупные венозные сосуды, несущие кровь с периферии к сердцу и впадающие в правое предсердие. Гарвей и его предшественники всюду употребляли выражение «полая вена» вместо «полые вены» — по-видимому, верхняя полая вена, как более короткая, считалась частью нижней полой вены) в артерии в количестве, значительно большем, чем нужно для питания организма и чем могла бы дать пища… вены беспрестанно возвращают кровь из каждого члена в сердце.

Стало быть, кровь не может вся употребляться для питания, как это утверждают ученые, имея в виду «грубую» кровь, идущую по венам. Вены непременно должны передавать ее артериям через сердце и легкие, и нет двух кровей в организме — грубой, идущей на питание, и одухотворенной, разносимой артериями для «теплоты» и «снабжения духом». Есть одна кровь, и она, эта масса крови, движется в нашем организме по замкнутому кругу сосудов.

Он говорил так горячо и убежденно, что Карл, смеясь, заметил:

— Когда послушаешь Гарвея, поневоле поверишь в обращение крови!

И разрешил ученому пользоваться для опытов животными из королевского Виндзорского парка.

Это было очень важно. Именно опыты на животных помогли Гарвею совершить то, чего не смог ни один ученый до него. Ведь и до Гарвея ученые делали отдельные открытия в области кровообращения, но никто из них ничего не мог объяснить, обосновать опытным путем, доказать; никто не мог составить единой стройной теории.

Великий физиолог И. П. Павлов пишет о Гарвее:

«…Гарвей выдвинулся своей мыслью над сотней других, часто не малых, голов в значительной степени благодаря тому, что главным образом имел дело не с трупами — машинами, прекратившими свою работу и разрушающимися, а с живыми организмами — машинами в ходу, в работе, — что он вивисецировал».

Гарвей с головой ушел в опыты в королевском парке. Одновременно он готовился и к другой своей работе по эмбриологии, выполненной значительно позже.