Там меня встретил сурового вида дядя лет за пятьдесят. Жестом указал на стул и начал меня рассматривать. Молчание затянулось, я уже начал беспокоиться, что, пригревшись в этом офисе, ненароком засну, но тут открылась дверь, и зашел молодой парень. Выглядел он каким-то холеным и даже несколько изысканно обрюзгшим. Мне его морда сразу не понравилась. Он развалился в кресле, растекшись, как амеба и заговорил. Голос, ленивый до безобразия, заставил моим мурашкам нарезать не один круг по спине. Все время хотелось предложить оратору: «Откашляйтесь, пожалуйста».

Пытка для слуха продолжалась минут пятнадцать, хотя я сразу уловил задачи моей миссии: не допустить разлива топлива или иной дряни, содействовать береговым службам, проводить рекламные экскурсии, случись покупатели на судно-калеку. Активно сотрудничать со старпомом, который с минуты на минуту появится здесь. Суровый дядя, наконец, подал голос. «И серьги свои сними!» — пролаял он. Потом, без лишних напутствий, достал свой покрытый веснушками кулак, задумчиво оглядел его со всех сторон и показал мне: «И чтоб без безобразий уже мне!»

Холеный протянул мне визитку: «Будут проблемы — звоните». На кусочке картона золотыми буквами было вытеснено: «Коняев — директор». Весьма лаконично. Хорошо, хоть номера телефонов не поленился вставить. Что ж, пора откланяться, подумалось мне. «Разрешите идти?» — отчеканил я. «Идите!» — немедленно отреагировал суровый, рыхлый же Коняев только слегка пошевелился в своем кресле.

Думал, было, подождать своего будущего коллегу, но потом решил времени не тратить — в аэропорту успеем встретиться и познакомиться.

На улице меня ждал дождь, но я к нему как-то пообвыкся. Быстрым шагом домчался до капитана порта, разобрался со всеми необходимыми формальностями, сориентировался по времени и сел в трамвай, проходящий по полезному для меня маршруту. В том районе Питера, куда я добрался на грохочущем по рельсам составе, дождя почти совсем не было. Рядом простиралось Серафимовское кладбище.

6

Времени на посещение было отведено немного, поэтому быстрым шагом прошел мимо могилы Александра Демьяненко, незабвенного Шурика, помянув его добрым словом, мимо надгробий неизвестных мне военачальников, мимо афганцев и пожарников. Остановился только у второй вязовой аллеи. Здесь лежал мой институтский друг, мой замечательный товарищ Олег. Скромный и изящный мраморный обелиск без фотографии. Найти человеку незнающему просто невозможно.

Я подошел, лавируя между памятниками и крестами, присел на корточки и прикоснулся рукой к холодному камню.

— Здравствуй, друг. Здорово, Олег.

Слезы, конечно же, не полились, но глаза увлажнили. Нечасто доводится бывать здесь, но всякий раз неодолимая горечь заполняет собой всю душу. Погиб мой настоящий товарищ, прожив всего-то тридцать лет, но память о нем навсегда со мной. Так же, как и память об отце.

В тот далекий уже год я бросил Беломорско Онежское пароходство, откуда меня хотели, впрочем, неудачно, уволить за прогулы. Работы не было, денег тоже, перспективы просматривались с трудом.

Приехал я к Олегу в гости. К тому времени он уже обзавелся приличной четырехкомнатной квартирой на Московском проспекте в «сталинке», ездил на годовалом мерсюке, был уверен в себе и без страха смотрел в будущее. Мне всегда было с ним легко и просто, как, впрочем, и ему со мной. Жаловаться и просить о чем-то я не умел, да и до сих пор не научился.