|
Я потребовала от сестры правды, и тогда она показала мне полученное от него письмо…» Что за вздор она пишет? — возмутился он, лихорадочно читая дальше. — «Я не оправдываю сестру — её поведение было неосмотрительным и неразумным. Но что может оправдать человека, который называет себя джентльменом и забавляется таким образом? Со стороны Фрэнсиса Клэверинга послать подобное письмо юной и неопытной девушке — поступок человека без сердца. Человека со стеклянными глазами…»
Тут Флинн перевернул последнюю страницу, где мисс Стивенс приводила письмо графа, и Черити заметила, что весь апломб с кузена вдруг соскочил. — «Дорогая, день и ночь думаю о тебе… У Дарлингтона, я видел, все увивались вокруг тебя, умоляя одарить их улыбкой, но всем их мольбам не сбыться никогда, ибо рядом, нежно поддерживая тебя, не оглядываясь на этих неудачников, стоял и всегда буду стоять я. Все улыбки твои будут предназначены, я знаю, только мне одному. И в этих улыбках проступит то, что осталось недосказанным между нами. То, что можно только почувствовать, и это чувство, пронзающее душу, оставляющее глубокий след сладостных воспоминаний. Ты — словно сон, в который погружаешься медленно, желая продлить его в вечность. Знай, я полюбил тебя навсегда. Ф. К.» Дочитав до конца, Селентайн замер с листками в руках, тупо уставившись в угол. — Вы и теперь будете уверять, кузен, что у меня нет достаточных оснований думать об этом человеке плохо? Флинн, бледный и растерянный, расстегнул китель, вынул платок и вытер мокрый лоб. — Это же надо, а? — оторопело пробормотал он, дочитав до конца, — как ужасно… — Меня всегда несколько удивляла ваша близость с этим человеком, сами вы казались мне человеком разумным и порядочным, — сказала Черити, — и я только неведением вашим об истинной натуре этого человека могла объяснить вашу дружбу. — Просто кошмар, — раскачиваясь из стороны в сторону, продолжал бормотать Флинн. — Шестая, седьмая… — Теперь вы согласитесь обсудить мои предположения о Клэверинге, кузен? — спросила Черити, не сильно прислушиваясь к тому, что бубнил Флинн. Тот же наконец глубоко вздохнул и поднял глаза на Черити. — Милая кузина, ваши предположения мы обсуждать не будем. Мне крайне неловко признаваться в этом, не говоря уже о понимании того, сколько горя… — Он замялся, но всё же договорил. — Черити, Фрэнсис Клэверинг никогда не писал этого письма. Его написал я.
Глава 23. Склеп Крокхэм
Перед ней предстали тайны чуждой Немой страны скорбей и слез, где не блеснёт улыбка, Где спят на ложах мертвецы, где скрюченные корни Живых сердец запечатлели их земные муки. Черити в ужасе отступила. Глаза Селентайна Флинна не таили, как обычно, ироничного блеска, в них не было никакой игры или шутовства. Он был явно огорчён и расстроен. — Вы шутите, мистер Флинн? Или… пытаетесь выгородить Клэверинга? — И в мыслях того нет, — покачал головой кузен. — Я, правда, попросил бы вас не особенно афишировать услышанное от меня, хоть ваша сдержанность не подвергнется большому испытанию. К Иванову дню все станет известно всем. Черити только молча озирала кузена, недоумевая, что он собирается сказать ей. Тот не замедлил с рассказом. — Мы с Клэверингом всегда были близки, но его сестру я видел лишь урывками — когда она приезжала на вакации из пансиона. Потом, по окончании Оксфорда, Фрэнсис уехал в Европу и взял с собой Сэломи, он считал, что реальная жизнь и свежие впечатления научат её жизни лучше всех пансионов. |
