— Каким наказаниям вы их подвергаете? — настороженно спросила Юджиния.

— Порке. Дюжина-другая ударов — это легкое наказание по сравнению с приговором, который порой выносит суд. Я сам не в большом восторге от этого, но порядок надо поддерживать. Прошлым летом я чудом избежал мятежа. Достаточно, чтобы среди этой публики завелась одна паршивая овца — тогда жди неприятностей.

— Вы… делаете это… сами?

— Дорогая моя, право же, вам совершенно не из-за чего волноваться. Конечно, на первых порах это может вас шокировать. Вы жили, не зная ни тревог, ни забот. Я надеюсь н в будущем оградить вас от них, защитить от неприятностей. Но колония переживает сейчас не самый легкий период своего развития, вам со многим придется смириться.

— Вы полагаете, я способна смириться с тем, что на моих глазах будут сечь человека? — недоверчиво выговорила Юджиния.

— Вам совершенно незачем при этом присутствовать, боже упаси! Но вы должны принять это как необходимость для нормальной жизни нашего общества в настоящий момент. Когда Англия перестанет рассматривать нашу страну как свалку человеческого отребья, у нас появятся иные законы.

— Но, находясь в Англии, вы говорили, что каторжники благо для Австралии, — упрямо стояла на своем Юджиния. — Или что-то в этом роде.

— Я имел в виду источник дешевой рабочей силы. Без них, к примеру, невозможно было бы построить Ярраби.

Ярраби. Стены дома, поднимающиеся по мере того, как люди в серой, испещренной стрелами одежде кладут камень за камнем. Люди, чьи души полны ненависти, глаза выражают отчаяние, а спины исполосованы шрамами.

«Я не смогу там жить, — думала Юджиния, — этот дом будут вечно преследовать призраки оборванных несчастных страдальцев».

Гилберт крепче прижал к себе ее руку. Он сказал снисходительным тоном:

— В вашем возрасте и я был шокирован. Но со временем учишься примиряться с существующим порядком вещей. Нынешняя система достойна сожаления, но, пока она не изменится, придется извлекать из нее максимум того, что она может дать. Уверяю вас: я справедлив в обращении с теми, кто на меня работает. Я оставляю у себя любого человека, отбывшего свой срок, но желающего продолжать служить у меня. Разумеется, кроме совсем уж отпетых негодяев. Кстати, я подумал, что вам наверняка понадобится служанка. Не было ли среди плывших с вами на корабле кого-нибудь, кто вам понравился?

— Я пользовалась услугами служанки миссис Эшбертон, Джейн Кинг. Она довольно плохо ладила с миссис Эшбертон — все никак не мота ей угодить. Я думаю, она охотно перешла бы ко мне. Разумеется, надо, чтобы миссис Эшбертон дала на это свое согласие. Джейн — существо одинокое. Она сирота, и ей надо быть рядом с кем-то, кто будет с ней добр.

— И этим кем-то можете быть вы? Выходит, мы оба — и Джейн, и я — нуждаемся в вас. Я ведь тоже сирота.

— Я знаю, — пробормотала Юджиния, но, искоса поглядев на него, подумала: и ничуть он не похож на Джейн с ее робкими глазами и молочно-белой кожей. Бедняжка готова полететь, как на крыльях, к любому человеку, который проявит хоть капельку любви к ней, чего не скажешь об этом мужчине с уверенно вздернутым подбородком, пронзительными синими глазами и огненно-рыжими волосами. Он научился скрывать или, может быть, подавлять свои обиды. Про себя она пришла к выводу, что он из тех мужчин, для которых их честолюбивые стремления стоят на первом месте, а женщина — только на втором. И все же Юджиния решила выйти за него замуж. Она была совершенно уверена, что сила и энергия — только внешнее и под ними наверняка скрывается нежность. По правде говоря, она находила ситуацию, в которой очутилась, интересной и волнующей.