Луис Ламур. Винтовка Фергюсона
Моя любовь ушла. Для чего я жил, того больше нет. Я направляю коня на запад, в неизведанный край, не зная, к чему приду. Мы, Чантри, всегда поступали так: поворачивали к новым странам, когда перед нами вставали горе и одиночество. Я хочу затеряться — но можно ли потерять то, что внутри тебя? Плоть от плоти и кость от кости твоей? Как выронить в песок прожитую жизнь? Люди говорили мне: дурень, на погибель нарываешься. Что ж, чему быть — того не миновать. Моя жена, моя любовь, мертва. Мой сын… Я мечтал, каким рослым и крепким он станет и как породит новое поколение нашего рода. Он пытался спасти мать из пламени, и оно его убило. Теперь во мне пустота. Интеллектуальные поиски когда-то наполняли мою жизнь. Я их забросил. Хорошая лошадь, небольшой вьюк у седла, превосходный нож и винтовка Фергюсона. Эта винтовка — мой неразлучный спутник с детства, она — единственное, что осталось мне от прошлого. Она, да еще несколько дорогих мне книг, чтобы мысль не заснула — до какой поры? Свое нынешнее оружие я получил в подарок маленьким мальчиком от того самого человека, который упростил зарядный механизм и ввел в строй наиболее эффективное ружье столетия. Майор Патрик Фергюсон продемонстрировал свое изобретение в июне 1776 года в Вулвиче. Четыре года спустя он был сражен в битве у Кингз-Маунтин — Королевской горы — в Северной Каролине. Всего за несколько недель до этого у меня и оказалось мое теперешнее ружье. Чудесная вещь. Майор сделал его своими руками и украсил гравировкой. Одно из первых, оно заряжалось с казенной части, а стрелять из него можно было со скоростью шесть раз в минуту. Прошло уже почти двадцать пять лет, и ни одно ружье из тех, что я видел за это время, не шло с ним ни в какое сравнение. Я стоял у ворот, ведущих к нашей хибарке, держа тяжелый мушкет, из которого только что сбил белку, и наблюдая, как офицер в красном мундире трусит верхом от дороги ко мне. Он цепко глянул на меня, затем на мушкет. — Здорово я умаялся, парень. Как бы мне водицы из вашего родника? У него было хорошее лицо — лицо сильного человека. — Сэр, — сказал я, — вы, англичане, были моими врагами, но в глотке воды я не откажу никому. Не войдете ли? Он покосился на дом, подозревая ловушку. Тогда я об этом не знал, но ненавидел его от души, а он сам не скрывал своих жестких суждений о колонистах. — Бояться тут нечего, — заметил я, и в моем голосе прозвучало презрение. — Там только моя больная мать, мне надо Готовить ей ужин. — И не без гордости я поднял кверху белку. Офицер через открытые ворота подъехал к роднику и, спешившись, принял у меня тыквенный ковш, полный воды. — Спасибо. — Он выпил холодную воду и зачерпнул снова. — Нету на свете напитка лучше. Я знаю, что говорю, помотавшись с пересохшим горлом. Он подметил недоумение в моих глазах. Я уставился на лошадь. Великолепное животное, но что привлекло мое внимание — это вооружение всадника. Сабля, два кавалерийских пистолета в длинных кобурах — все нормально, но у него еще были два ружья, одно — тщательно закутанное в промасленную ткань. — В чем дело, дружок? — Два ружья? — пробормотал я. Он усмехнулся, не спуская взгляда с моего древнего мушкета. — Ты редкостный стрелок, раз сумел с такой штукой снять белку. — Мне нельзя промахиваться, — откровенно сказал я. — Кончится порох и свинец, придется нам питаться травой. Англичанин прикончил воду в ковше и повел лошадь к желобу. — Можно мне будет выразить почтение твоей матери? Скажешь «нет», не полезу. |
