Сев рядом со мной, Дмитрий Иванович сказал, что не любит сильно крепкий чай.

— О своем сердце надо заботиться, — назидательно добавил он.

— Вы, наверно, чай без сахара пьете? — спросила я, заранее зная ответ.

— От сахара только зубы портятся, — предостерег меня Дмитрий Иванович. — Мы с Валерией Евгеньевной пьем чай с солодским корнем. Знаете как вкусно!

— Могу себе представить, — фальшиво восхитилась я, когда старик потряс передо мной холщовым мешочком, покрытым желтыми пятнами и подтеками. Внутри были тонкие сморщенные корешки неприглядного вида.

Из обшарпанного холодильника Дмитрий Иванович извлек пластиковую коробочку с остатками селедки и пожелтевший засохший кусочек сыра. Из вскрытой коробочки с селедкой пахнуло таким ароматом, что я, отпрянув, с отвращением вскрикнула:

— Нет! Я не голодна! — и немного спокойнее: — Сыр я вообще терпеть не могу.

— Ну, как хотите, — обрадовался Дмитрий Иванович, хватаясь за вилку, — а я, знаете, не откажусь.

Чтобы не видеть, как старик поглащает селедку, я представила себя в красивом месте, рядом с водопадом, в гуще тропической зелени. Так я поступала в критические моменты.

— Вы слушаете меня? — спросил Дмитрий Иванович, тормоша меня за плечо.

— Что? — переспросила я, глядя на пустую коробку из-под селедки.

В дверь настойчиво звонили. Пальцы Дмитрия Ивановича впились в мою руку.

— Это ваша домработница, — воскликнула я, отдирая от себя руку старика.

Валерия Евгеньевна вплыла в квартиру, сияя от счастья. Поставив набитые сумки пред холодильником, она в возбуждении заговорила:

— Представляете, я сегодня на рынке нашла колбасу копченую по сорок рублей кило! — Такая очередь была. Люди чуть не давились. Просто чудо — по сорок рублей!

Дмитрий Иванович одобрительно крякнул и заспешил по направлению к туалету.

— А вам не кажется, что это несколько подозрительно? — спросила я, начиная понемногу осознавать, куда я попала.

— Да все брали, значит, ничего страшного, — поразила меня железной логикой Валерия Евгеньевна.

— Кстати, ваша заварка была заплесневелой, пришлось вылить ее в унитаз, — поведала я ей по секрету.

— Как же так? — побледнела домработница. — Я же недавно заваривала.

— Наверно, здесь плесень растет быстрее, чем в других местах, — с серьезным видом предположила я. — Думаю, это из-за обилия старых вещей. Советую осматривать себя по утрам, а то не заметите, как сами заплесневеете.

Домработница внимательно посмотрела на меня, силясь понять, шучу я или говорю правду. Вид у нее, надо сказать, был весьма испуганный. Через минуту вернулся Дмитрий Иванович.

— Желудок что-то пошаливает, — признался старик, как будто мне нужны были эти подробности.

— Скажите, пожалуйста, кто вхож в вашу квартиру? — спросила я, поригнорировав его жалобы. — Эта информация здорово облегчит мне задачу.

— Кто вхож, — пробубнил он, задумавшись. — Если кроме меня и Валерии Евгеньевны, то, конечно, же Антон, Васька — мой внук-лоботряс, сын Бориса — старшего брата Антона.

— Значит, у вас два сына? — уточнила я.

— Еще дочь от первого брака. Стерва, — ответил старик, кроша ножом засохший сыр.

— Дочь стерва? — эхом повторила я. — Она к вам заходит?

— Нет. Последний раз я с ней разговаривал одиннадцать лет назад, — хмуро сказал Дмитрий Иванович.