Разумеется, все передние стулья уже заняли пенсионеры и родственники артистов. Но Дженнифер сразу облюбовала местечко сбоку в восьмом ряду и положила рядом с собой на стул бархатный мешочек. Она развернула программку: этюд Листа, Дебюсси «Отражение в воде», два ноктюрна Шопена, две прелюдии Скрябина. Во втором отделении «Итальянский концерт» Баха и что-то современное, какой-то неизвестный композитор со странной фамилией Губайдулина. Араб, что ли? Ладно, чего не вытерпишь ради любви… Она оглядела зал и вдруг увидела в дверях Олдена.
– Профессор Олден, профессор Олден! – закричала она, привстав. На нее зашикали какие-то старички.
– Вы не на бейсболе, мисс, это музей! – выговорил ей один из них.
– Спасибо, я знаю. Извините.
Олден заметил Дженнифер и явно обрадовался. Он подошел к ней и вздохнул.
– Все время забываю, что на бесплатные концерты надо приходить за час, а то будешь стоять.
– Я заняла вам место…
– Не может быть. Дженнифер, дорогая, я очень тронут. Это точно не место твоего друга, который вышел попить воды? Мне бы не хотелось…
– Нет, нет, я знала, что вы придете. Я специально заняла для вас. Вообще-то я должна была сделать вид, что все случайно. Но я не умею притворяться.
Олден ничего не сказал в ответ, только улыбнулся и сел рядом. Погрузившись в бумажку, он воскликнул:
– О, какой сюрприз! Будут исполнять Губайдулину. Это гениальная русская, сейчас никто, пожалуй, не может с ней сравниться. Неужели Эмма Клейн справится с ней? Она неплохая пианистка, но… Ты любишь музыку?
– Да, очень. Я люблю Моцарта, Чайковского и Бетховена. Но я плохо знаю современных авторов. Вы сказали – Эмма Клейн? Это подруга моей мамы. Но в программе стоит другое имя…
– Заменили исполнителей. Видишь, зачеркнуто и написано карандашом. Извини, уже начинают.
Все встали и зааплодировали. На сцену вышла Эмма в длинном черном платье. Она поклонилась и села за рояль.
От волнения Дженнифер никак не могла сосредоточиться на Листе, Дебюсси пошел легче. Но присутствие рядом профессора приводило ее в трепет. Она представляла, как он берет ее за руку, гладит колено. Вот они обнимаются, он целует ее. Она покраснела и вздохнула. Олден посмотрел на нее и значительно улыбнулся. В это время зазвучал какой-то изысканный пассаж, требующий виртуозности. Пассаж был оценен залом, и кое-кто зааплодировал. Олден покачал головой.
—Я тоже не люблю, когда хлопают посреди концерта.
– Но артистам это нравится, наверное, – заметила Дженнифер.
Вместо ответа Олден приложил палец к губам. В перерыве Дженнифер надеялась побродить с ним по ближайшему залу и побеседовать о живописи. Тут она могла бы блеснуть эрудицией, так как все детство ходила с мамой в музей на лекции для юношества. Но профессор, извинившись, куда-то исчез. Он появился за две минуты до начала второго отделения с букетом белых роз и с одной алой посередине.
– Прекрасно играет, – пояснил он Дженнифер. – Я давно хотел подарить ей цветы.
Дженнифер замерла от обиды. Она почему-то решила, что букет предназначается ей. Я заняла ему место, мог бы и мне подарить, подумала она. Олден словно прочел ее мысли.
– А это тебе, – сказал он, протягивая Дженнифер прелестную коробочку с марципаном и синим шелковым цветком на крышечке. – Спасибо, что заняла мне место. Ты говоришь, твоя мама дружит с мисс Клейн? А давно?
– Всю жизнь. Они познакомились в Нью-Йорке, когда еще были студентками. Потом долго не виделись, а потом оказались опять рядом. Вы можете прийти к нам в гости, и я вас познакомлю, хотите?
– Спасибо, но я выберу более простой путь. Подарю ей цветы, и ты меня представишь. |