Италия была так близко, рукой подать. Один час по хорошей волне, и ты в Венецианской лагуне. Осталась бы там, не вернулась бы. Закопалась бы в песок на берегу, на острове Мурано – хоть всю жизнь жить нелегалом, только бы там. Расписывала бы стеклянные сувениры, выдувала бы вазочки. Ела бы пиццу.
Можно было закрыть глаза и восстановить по памяти картинки из Интернета, увидеть синее небо, каменные улицы, гондолы. Даже запах моря там был такой же, как и в Порече. Но Италия не открыла свои объятия перед потерянной дочерью. Пришлось возвращаться в Москву и сидеть в пыли, смотреть на МКАД, будь он неладен. У кого хочешь пропадет рабочее настроение.
Лаура тяжело вздохнула, закрыла створки верхнего ящика, встряхнулась и вытащила из пыльной груды вещей дутую красную куртку. Она была сшита прошлым летом, красивая попалась ткань. Из остатков Лаура тогда умудрилась сделать лампу-бра, та продалась за три дня. А куртка вышла изящная, расшитая вручную стразами, с необычными рукавами. Лаура хотела еще воротник переделать, сделать его на манер палантина, но… как-то руки не дошли. А теперь только возиться, куртка уже старая. Такую не продашь, а сама и так поносишь, не сломаешься. Здесь, в России, у нее почему-то опускались руки. Делать ничего не хотелось. Она чувствовала себя бесконечно чужой, словно была цветком, вырванным из привычной почвы и засунутым в какой-то мерзкий глинозем. Хотелось выпить, а выпить было нечего. Они сидели дома практически безвылазно уже неделю, только Бьянка выходила с собаками по ночам – чтоб никто не видел, ни с кем не встретиться. Сталкиваться с этими людьми она не хотела категорически. У Бьянки это доходило до абсурда. Она могла бы неделями голодать, только чтобы ни с кем не встречаться. Если бы не собаки, она бы не выползала вообще. Бьянка этих людей ненавидела до судорог, до эпилептических припадков.
– Ну что? – невесело усмехнулась Лаура, глядя на двух доберманов, Санчо и Пансу, которые смотрели на нее внимательными, заискивающими глазами. Трудно было поверить, что таких вот красавцев могли выбросить на улицу. Впрочем, когда Бьянка их притащила домой, они выглядели иначе и красавцами их бы не назвал никто. – Жрать хотите?
Из глубины прихожей на Лауру таращилась еще одна пара глаз, лабрадор Кузя. Он появился только пару месяцев назад и еще не обвыкся, дичился всех – и нервной, взрывной Бьянки, и своих собратьев, Санчо с Пансой, – их он вообще боялся до одури. Только семилетняя Жанна вызывала у него умиротворение, видимо, за счет своего относительно маленького размера. Она его и кормила, у нее он даже с рук ел.
– А вот перебьетесь. На меня-то что вы смотрите? Смотрите на вашу разлюбезную Бьянку, это она забыла вам кости заказать. И главное – все равно она ни черта не делает, а забыла! – Лаура понимала, что не права, но уж такое у нее сегодня было настроение – то ли водки выпить, то ли зарезать кого. Скорее все-таки водки. Что еще пить в январе?
– Я так и знала, что весь мой труд для тебя – ни черта не значит. Я вчера мыла пол весь вечер! Пока ты винище хлебала! – моментально раздался крик.
Значит, подслушивает. Это хорошо.
Лаура хмыкнула:
– Что-то я не вижу чистого пола!
– Ты… ты!.. – Бьянка выскочила и чуть ли не с кулаками бросилась на Лауру.
Панса начал лаять и прыгать вокруг них.
– Я – ухожу. У меня встреча с заказчиком.
– А молоко?
– Сходишь сама. Вот деньги. – Лаура сунула Бьянке двести рублей. Еще двести рублей остались лежать в кармане, и это было – все.
– Я не пойду, – уперлась Бьянка.
– Тогда сиди без творога. Как дура! – закончила Лаура и, пока не начался следующий акт Бьянкиных причитаний, побежала прочь из баклажанового цвета недокрашенной прихожей. |