Тут он услышал голос одной из своих «бывших», упрекающий, что ему еще рано становиться таким старым занудой.

Немедленно подключился второй женский голос и напомнил, что колоссальный «гранд-маркиз» арендован из иронических соображений.

«Бывшие» Ричарда давно исчезли с горизонта, но их голоса преследовали его постоянно и говорили с ним, словно музы или фурии – как если бы семь Супер-Эго выстроились расстрельной командой перед одним несчастным Ид, чтобы не дать ему с удовольствием выкурить последнюю сигарету.

Питер и Зула, наверное, подумали, что Ричард на время потерял нить разговора, – первый признак старческого маразма. Ну и ладно. В магазинах было столько патронов, сколько можно засунуть задубевшими пальцами. Зула, потом Ричард по очереди постреляли из «глока». К тому времени как они закончили, пальба вдоль колючей проволоки уже почти стихла. Боезапас кончался, народ замерз, дети ныли, оружие пора было чистить. Складные стулья отправлялись в багажники джипов. Зула упорхнула к своим кузинам, и теперь они с повизгиванием висли друг у друга на шее. Ричард нагнулся, что в последнее время было несколько труднее обычного, и начал собирать гильзы. Краем глаза он видел, что Питер последовал его примеру, но скоро бросил, не желая далеко уходить от Зулы. Болтать со стайкой ее кузин парень не хотел, оставлять ее одну – тоже. Его голова постоянно поворачивалась туда, куда перемещалась Зула. Такая бдительность и радовала, и огорчала Ричарда, который не стыдился слегка приревновать.

Питер глянул через поле на дом, отвел глаза и снова повернулся, чтобы посмотреть внимательнее.

Он знает. Зула сказала ему, что случилось с ее приемной матерью. Может, Питер даже залез в Гугл и проверил. Вероятно, ему известно, что в год от удара молнии гибнет пятьдесят – шестьдесят человек и что Зуле тяжело об этом говорить: большинству такая смерть представляется чересчур нелепой – им проще думать, что она шутит.

У юных весельчаков много чего нашлось сказать про «гранд-маркиз»; они заценили шутку и решили, что Ричард – классный. Девица на переднем сиденье объявила, что никогда не сидела «в такой машине», подразумевая, очевидно, седан. Ричард почувствовал себя не просто стариком, а доисторической окаменелостью.

Минут пять ребятки щебетали, перекидываясь фразами, потом умолкли. Питер явно не рвался выкладывать сведения о себе. Ричарда это вполне устраивало. Люди, у которых есть визитные карточки с названием должности, легко могут рассказать про свою работу, но тем, кто занимается чем-нибудь умным дома за компьютером, пускаться в долгие объяснения чисто для поддержания разговора – себе дороже. Лучше уж сразу про авиаперелеты.

Закоченевшие руки и ноги вытягивали из мозгов всю энергию. За окнами тянулся вымороженный пейзаж – Западная Айова. Люди из других краев, пересекая штат, обычно не видят разницы между западом и востоком – или между Огайо и Южной Дакотой. Однако Ричард здесь вырос, он много раз отправлялся в индейские вылазки или пиратские экспедиции вдоль ручья, поэтому чувствовал градиент местности и понимал, что они на границе Среднего Запада и Запада, как будто по одну сторону ручья ты сгребаешь с черной земли прелую листву, слушая по транзистору футбол, а по другую – вытаскиваешь из шапки стрелы.

Был и градиент в направлении север – юг. На юге – Миссури и Канзас, куда часть Фортрастов (согласно его исследованиям) бежала во время Войны Севера и Юга, спасаясь от эскадронов смерти и террористов. На севере – особенно в такой день – почти видишь развернутые к полюсу плечи земли.