Поэтому она решила не играть в детей шпионов, а в самом деле выспаться. И вскоре, к своему удивлению, обнаружила, что ее теребит Питер. Как водится, она понятия не имела, который час, хотя снаружи давно рассвело.

– Через двадцать минитс состоится дискашн, – сообщил Питер на ивановский манер.

Зула совершила еще один поход в уборную – по-прежнему под присмотром. Переодеваясь перед зеркалом, она взглянула на себя, и вдруг на нее отчего-то навалилась неодолимая тоска. Зула открыла кран, уперлась локтями в раковину и полминуты прорыдала.

Затем умылась и объявила своему отражению:

– Я готова.

С другой стороны, Соколов пережил Афганистан и Чечню благодаря своему умению видеть ситуацию глазами противника, а в данном случае это значило влезть в шкуру Иванова. Сменить точку зрения непросто: нужно несколько дней наблюдать, собирать информацию и даже проводить небольшие эксперименты, которые помогают выяснить реакцию объекта. В Чечне подчиненные считали Соколова психом, поскольку тот иногда действовал без явного тактического смысла, желая лишь доказать или опровергнуть свою теорию относительно того, о чем думают чеченцы, чего хотят, чего боятся и что считают нормальным.

Вот это и было самым трудным. Если знаешь, что нормально для врага, остальное элементарно: его можно усыпить нормальными, с его точки зрения, действиями, а внезапно прекратив их – напугать до смерти. Однако «нормальное» для афганцев и чеченцев совсем не то же, что для русских. Даже Соколову с его опытом пришлось попотеть, прежде чем он уловил разницу.

В данном случае вопрос стоял так: нормально ли запустить руку в общак и стянуть приличную сумму на частный рейс из Торонто в Сиэтл, а затем в Сямынь, чтобы найти и уничтожить одного-единственного человека (скорее всего подростка), который написал вирус, взял в заложники несколько файлов и потребовал за них семьдесят три доллара?

Впрочем, эти бандиты теперь сами зависели от Иванова, поскольку не знали, что он псих; сообразят, кого впустили (семерых бойцов и трех хакеров), – вот тогда станут просыпаться в холодном поту, воображая, какие их ждут последствия, если гости возьмутся за привычные для себя занятия.

Интересно, что он им наболтал? Что хочет ввезти через частный терминал некую ценную контрабанду, притом сразу два фургона? Например, икру или чем там еще можно оправдать аренду частного самолета?

Нет. Проституток. Элитных проституток – скорее всего так он им сказал.

На стене кабинета, где спал Соколов, висела маркерная доска. Он уже собирался встать и набросать на ней схему ситуации (а схема вышла бы непростая), но, к счастью, маркеров не нашлось, да и чертить диаграмму было, пожалуй, не самой умной идеей – лучше держать все в голове. Соколов лежал на полу, втягивал носом запах кофе и разглядывал потолочные плитки. Девять штук – три на три – закрывали почти всю поверхность. Себе он отвел центральную плитку. Получилось так:

Окончательный вид таблица приняла не сразу. К примеру, Уоллеса и того компьютерного гения, которого Иванов упоминал в Сиэтле, дядю Зулы, Соколов решил пока за неважностью исключить.

Он стал по очереди оценивать каждую ячейку.

Соколову очень хотелось залезть в русскую Википедию и почитать об инсультах, а заодно о лекарствах, которые он приметил в личных вещах Иванова. В Китае за Интернетом следит Управление общественной безопасности. Соколов думал, приведет ли его обращение к Википедии (причем не англоязычной) к тому, что местный обовец воткнет в карту красный флажок или найдет современный цифровой способ пометить: «Тут русские».