Вы опять перегрузили ногу, не так ли?

О, ради бога, оставьте делать мне замечания! Я не ребенок!

При взгляде на нахмурившегося доктора Эдуардо подумал, что с радостью навсегда отказался бы от его визитов, которые тот наносил ему каждые две недели. Но после девяти операций на раздробленной ноге ему было необходимо регулярное медицинское наблюдение. Эдуардо обратился к Эвану Пауэллу по рекомендации своего бразильского хирурга.

Мне говорили, моя нога со временем станет совершенно нормальной, — нетерпеливо проговорил Эдуардо. — Тогда какого черта это тянется так долго?

Ваше бедро было почти раздроблено. И вы рассчитывали, что легко поправитесь после девяти серьезных операций? И примите мой совет: перестаньте относиться к своему телу как к какому-то механическому прибору!

Когда мне потребуется ваше мнение по поводу того, как я к себе отношусь, — раздраженно сказал Эдуардо, настроение которого ухудшалось с каждой секундой, — я спрошу об этом!

Что ж, тогда... — Пауэлл взял с кресла свое кашемировое пальто и аккуратно перекинул через руку. — Не надо никого беспокоить. Я выйду сам. Желаю вам доброй ночи, мистер де Сауза.

Мне не следовало разговаривать с вами таким тоном. Но сегодня был тяжелый день... — Эдуардо встал с кресла, с трудом превозмогая боль в ноге. Он бросил взгляд на французские антикварные часы на мраморной каминной доске. Почему его жизнь продолжается после трагедии, лишившей его жены и еще не родившегося ребенка? — Простите меня. Очень любезно с вашей стороны, что вы проделали весь этот путь в такой ненастный вечер.

Ничего страшного.

Если Эван Пауэлл и счел себя обиженным, он быстро превозмог обиду, пожал костлявыми плечами и с интересом оглядел красивую, залитую светом ламп гостиную с огромными окнами, выходящими на поля и густой лес за ними. Этот ландшафт сейчас, в одну из самых суровых английских зим, был укутан снежным покрывалом.

Вы живете здесь очень изолированно. Может, вам сейчас нужно чье-то общество? — предположил он с откровенностью, иногда уместной между двумя мужчинами.

Эдуардо прищурился:

Вы имеете в виду женщину, доктор?

Впервые за два года он не отверг немедленно эту идею. Более того, память тут же услужливо нарисовала очень привлекательную картину — уличную музыкантшу с огромными глазами цвета грецкого ореха, очаровательным ротиком и волной медовых волос...

Это привело его в смятение. Интересно, сколько ей лет? Семнадцать... восемнадцать? Неужели в довершение всего здравый смысл покинул его? Возможно, он и в самом деле созрел для какого-то женского общества, но только для восстановления сил, не более того. После гибели Элианы Эдуардо навсегда исключил для себя всякие длительные отношения.

Не получив ответа, хирург снова пожал плечами и примирительно улыбнулся:

Это просто предположение, дорогой мой... А теперь послушайтесь моего совета — не перегружайте ногу. Я рекомендую вам совершать ежедневные двадцатиминутные прогулки... ну, может быть, получасовые, но не более длительные. Если у вас возникнут какие-то вопросы, звоните. До встречи. Доброй ночи.

Слуга Рикардо появился на пороге комнаты, чтобы проводить доктора.

Доброй ночи, мистер Пауэлл... и еще раз спасибо за то, что приехали в такую погоду. Будьте, пожалуйста, осторожны.

Эдуардо изо всех сил пытался сосредоточиться на черно-белой комедии сороковых годов. Он сидел, уставившись в плоский экран ультрасовременного телевизора.

Удовольствия от просмотра Эдуардо не получал никакого. Просто у него вошло в привычку смотреть фильмы в предрассветные часы, ведь заставить себя уснуть он не мог. Когда в голове крутится один и тот же набор ужасных картинок, словно заклинившаяся во время перемотки лента фильма ужасов, разве тут до сна? В некоторые вечера Эдуардо не мог заставить себя даже войти в спальню, поэтому до утра, накинув на ноги плед, дремал на одном из уютных кожаных диванов в гостиной.