Тому, что отец рассказывал мне о внешнем мире, в котором мы находились, я верил куда больше. Вдалеке, за морем, вечно катящим свои волны, лежит Кетца — ныне лишенная прежнего дымного шлейфа, и Тула — нынешний город Повелителей, и за ней — Южные Земли текучего камня и пылающих гор. И не было другой земли, кроме той, где мы находились, огороженной с востока черной пустыней, а с запада — низкими, оседающими горами, постепенно погружающимися в море. Между ними лежала широкая котловина со множеством зловонных болот, населенная ужасными чудищами далекого прошлого, кое-где еще оставшихся. Отец обещал, что однажды покажет мне эти места.

Он рассказывал о Повелителях, людях с деньгами и властью, которые изгнали атлантов из верхнего мира и жили вечно, мечтая о Вселенной. Отец рассказал об еще одном Кетцалькоатле — наследном принце Кетцы, который повел враждующие расы во внутренний мир, построил башни, обеспечивавшие воздухом огромные пещеры, воздвиг на гладких равнинах Юздрал, Луду и Кор, и создал свет, под лучами которого созревает зерно. И он намекнул о невидимом пугающем подземном мире, лежащим во многих милях под нами и запечатанном теми, кто первым нашел его и содрогнулся в страхе.

Я помню тот день, когда твердый черный камень рекой тек под нами, до тех пор, пока не появился новый мир, растянувшийся от пышной темной зелени до фиолетовых холмов у самого горизонта. Внизу — бледные болота, озеро зеленой пены и медлительная, гниющая река посредине. За ними — цветущие зеленые нагорья, большие просторные рощи благоухающих деревьев с густыми кронами, привезенные Повелителями с Первой Планеты, и других — толстых и раскидистых, с круглыми листьями и маленькими твердыми плодами, растущими в чашах, покрытых чем-то наподобие чешуи. А дальше раскинулись древние, как мир, горы. Звенел и звенел голосок — захватывающая, драматичная райская музыка. Отец показал мне небольшое, ничем не примечательное создание с Первой Планеты — птичку с длинным пятнистым горлышком, которая пела все выше и тоньше, пока мы не перестали слышать ее, но, тем не менее, продолжала выводить рулады на частоте, недоступной человеческому уху. Еще я видел отвратительных болотных созданий — огромные туши перемещающейся плоти, с тонкими длинными шеями и хвостами, небольшими плоскими головами и глупыми, таращившимися глазами, существ, которые останавливались, ревели от страха и беспомощно барахтались в трясине, когда наш аэромобиль низко пикировал над топями.

Тулу я тогда не увидел.

— Сын мой, — медленно произнес он, — когда настанет день моей смерти, и ты станешь Хранителем вместо меня, отнеси этот камень в Тулу, лежащую за морями, и рассуди сам, что делать дальше. Это мое наследие, и твой долг повиноваться мне и твоему деду. Повиноваться лишь раз — этого будет достаточно!

ЗАТЕМ ВЗОРВАЛАСЬ Луда, и серые облака смерти закружили над Юздралом Великолепным. Под трезубцем Посейдона стоял он, мой отец, и завел Песнь Первой Планеты, которой люди оплакивают погибших в бою. Перепуганный ребенок, кутающийся в длинную мантию, с хрустальным шлемом на голове, я выбежал на поверхность, крепко сжимая в руке драгоценный камень, который дал мне отец в последнюю секунду до того, как открыли врата обезумевшей толпе. Многие дни я несся в аэромобиле над бесконечным морем зеленых волн, пока белая точка на горизонте не превратилась в высящуюся над водой Кетцу. По тихим улицам между величественных мраморных дворцов шел я без страха и нес кроваво-красный камень ему, правителю с белоснежной бородой, принцу Кетцы. Он взял его из моей протянутой руки и долго глядел на переливающиеся грани.

— Когда-то он был одним из нас, — медленно произнес он. — Твой отец родом из древних эллинов — рабов Атлантиды, которые восстали против своих хозяев и, в конце концов, принесли спокойствие на ту планету.