— Скажите, любезный друг, — спросил Бальдур, сочтя добавки к молчаливому договору о взаимном сотрудничестве окончательно согласованными, — у вас случайно нет близких друзей, имеющих владения или крупные деловые интересы где-нибудь в Хорватии?

— Нужно подумать.

— Может быть, военные, которым доводилось служить в Хорватии, Воеводине?

— Военные? — Кути озадаченно сморщил лоб и вдруг озарился обрадованной улыбкой. — Да вот хотя бы майор Зичи, видите, у прохода в первом ряду?

Бальдур ненароком, чтоб не привлечь внимания, навел лорнет на представительного офицера во втором ряду партера, беседовавшего с судейским чиновником.

— Я, правда, не знаю, служил ли он когда-либо в Хорватии, но у него там имение, в Загребском комитате, это точно. — Кути прищурился, припоминая. — Кажется, оно сильно пострадало во время недавних беспорядков, и граф лично ездил к тамошнему фёишпану улаживать дело.

— Ну и как, уладил?

— Чего не знаю, того не знаю.

— Он нуждается в деньгах?

— А кто в них не нуждается? Особенно, если разгулявшаяся чернь разграбила и сожгла твое родовое гнездо.

— Вы близко знакомы с майором?

— Состоим в одном жокей-клубе, — не без удовольствия ответствовал Лайош Кути, гордясь принадлежностью к закрытому, сугубо аристократическому заведению.

— Значит, он увлекается лошадьми, — задумчиво констатировал иезуит. — Так-так…

— Лошадьми, женщинами, старинными инталиями, — пожал плечами Кути. — Всем прекрасным на свете. Майор в самом высоком смысле слова благороднейший человек.

— В лошадях я не разбираюсь, увлекаться женщинами мне не позволяет обет, но по части инталий я бы рискнул побеседовать с графом Зичи, — улыбнулся Бальдур так, что слова его можно было принять за шутку.

— Что ж, готов споспешествовать вашему знакомству, — ответил Кути, давно раскусивший манеру иезуитского патера. Свыкнувшись с тем, что интерес Бальдура, о чем бы ни шла речь, никогда не бывает праздным, он скоро научился в самом начале обрывать ненужную слоистую канитель. И внутренне любовался своей проницательностью, тешился неким свободомыслием.

— Сделайте такую милость, — без особой теплоты принял предложение провинциал, сочтя его не совсем деликатным по форме. — Можно сразу же после спектакля или в любой угодный для вас день.

— Лучше сразу, — правильно смекнул Кути. — Зачем упускать удобный случай?

Взаимное представление состоялось, как и было намечено, в тот же вечер. Отец-провинциал, любезно предложивший майору место в экипаже, вскоре увлек нового знакомого захватывающим рассказом о тайне пропавших камей Гонзаго и обещанием продемонстрировать самоцветный букет работы мастера Михаэля Гроссера.

Непринужденно выполнив свою посредническую миссию, Кути отправился с букетом чайных роз в уборную Эгреши. Он самодовольно поправил пышный, заколотый черной жемчужиной галстук, готовясь явить себя сегодняшнему кумиру, как вдруг услышал голос за дверью, показавшийся очень знакомым.

Быстро оглядевшись, не видит ли кто, Кути приблизил ухо к двери, а затем заглянул и в замочную скважину. Так и есть, у Эгреши сидел этот несносный выскочка Шандор Петефи!

— Можешь не сомневаться, Габор, — убеждал актера поэт. — Ты сыграл гениально. Много лучше, чем в первый раз.

— Но ты и тогда говорил то же! — возразил Эгреши, видимо, не совсем довольный своей игрой.