— Я до Октября тоже никогда не был Наркомом национальностей, и ничего, как-то справлялся… А чтобы вам было полегче, мы вам назначим хорошего заместителя…

Сидевший рядом с Чкаловым человек в пенсне, похожий на главного инженера крупного завода, что-то сердито по грузински пробурчал себе под нос.

— А что вы себе думаете, Лаврентий Павлович, будто мы вас из Тбилиси выдернули, чтобы главным архитектором Москвы назначить? Напрасно вы так думали. Что? Хотите быть заместителем у самого товарища Чкалова?

— Если его назначат в Наркомхоз, тогда да, конечно хочу…, — честно признался человек в пенсне.

— Что ты будешь делать?! Никто не хочет идти в Наркомвнудел. А что, разве товарищ Сталин хочет быть руководителем? Товарищ Сталин, может, стихи хочет писать и мирно заниматься себе вопросами языкознания. Однако, сейчас ещё не время писать стихи… Так что, товарищи, или давайте смелей впрягайтесь в гуж, или партбилеты кладите на стол! Ну вот, я так и думал, что вы согласитесь в конце-концов…

… Когда участники совещания уже покидали кабинет (в «предбаннике» которого товарища Ежова уже ожидали двое крепких сержантов госбезопасности), хозяин кабинета чуть коснулся рукой плеча человека в интеллигентном, трогательном, как у чеховского врача, пенсне:

— Погоди, Лаврентий… У меня к тебе есть еще один вопрос…

— Слушаю Вас, товарищ Сталин. — мгновенно напрягся собеседник.

— Это хорошо, что ты меня слушаешь… Ты ведь там, в этом змеином гнезде, был?

— Сразу же! Как только пришла радиограмма в Госконтроль.

— И как там…

— Всё так и было. Ни единого слова преувеличения.

Сталин помолчал, думая о чем-то своём… Потом спросил, с непонятной яростью:

— Я тебя, Лаврентий, прошу… Очень прошу. По — партийному! Сделай так, чтобы никто не ушел безнаказанным! Чтобы их до седьмого колена…

— Конечно, сделаем. — пожал плечами Лаврентий. Мол, что за вопрос? Если только до седьмого, так пусть хотя бы до седьмого… Он всегда старался выполнять просьбы своего учителя и старшего друга не то что дословно, а добуквенно. Сам-то он хотел до двенадцатого колена вычистить. — Там сейчас товарищ Мехлис очень активно работает. Ну, и я его заодно проконтролирую, а то он там устроит не то что второй кишиневский погром, а чисто уманскую резню! Увлекается малость товарищ, сердце у него от увиденного зашлось…

— А скажи, Лаврентий… Те товарищи, которые это всё вскрыли… Где они?

— Исчезли, товарищ Сталин… бесследно… как будто бы их никогда и не бывало…

Сияющий серебром дирижабль «СССР В-6», погибший со всем экипажем в том последнем полете, когда он спешил на помощь героическим челюскинцам, неторопливо плыл в глубоком синем небе, среди ослепительных белых облаков…

В кабине корабля стояла счастливо улыбающаяся Натка, крепко сжимающая горячую ладонь Бекренева (молодого, веселого, в студенческой тужурке), рядом о. Савва в своем старом уютном подряснике что-то рассказывал внимательно слушающим его подростку Лёше и девочке с тонкими косичками…

А вокруг них тихо трепетало тающее на глазах золотистое сияние… И вместе с ним истончились и таяли в бескрайнем синем небе их фигуры…

Вот и всё… Свеча погасла, и оборвалась серебряная нить…

Примечание автора

Примечание автора. Смотри Лейбин В.М. «Учебник по психоанализу». Там и прочтете, что всё это значит; не случайно буквально каждое слово.