Майка была озадачена, она явно прониклась уверенностью, что тут какая-то мистика, и ей хотелось мистики, и я не стал приводить свои обыкновенные объяснения нашей неудачи. Если ее размагнитить, она накинется на историю с имением. Заставит тащиться туда, лезть поперед, обязательно втравишься во что-то ненужное.

Сбросив ее задумчивую на руки Нине, я испытал огромное облегчение.

Дозвониться было не реально, и на следующий день я отправился к Сагдулаеву собственной персоной. Не с пустыми руками. Набросал статейку «Зима» в середине марта». Я собирался убить двух своих зайцев: попробовать возродиться профессионально — у Сагдулаева неплохо платили, и может быть, вызнать что-нибудь насчет денежного взрыва, в редакциях всегда клубятся слухи вокруг таких событий. Меня не покидало неприятное и иррациональное ощущение, что подполковник Марченко держит включенным какой-то счетчик по моему поводу, и, не выполняя его пожеланий, я как бы падаю в пропасть опасного долга перед ним. В чем его опасность, я толком не мог объяснить, но быть в долгу у подполковника мне не хотелось.

У Сагдулаева долго не было для меня времени. Я слонялся по редакции, выпил две чашки кофе, и одну чашку зеленого чая в разных отделах. Все тут знали о моих особых отношениях с главным, поэтому в разговоре со мной были деловиты и неискренни. Всех больше всего интересовал вопрос — кого сократят, меня интересовала история с автобусом. Я тянул разговор в свою сторону, собеседники в свою, лишь на мгновение вспыхивали искры контрапункта, и возникала какая-то конкретика.

Оказалось вот что: среди раненых осколками трое — члены правления этой самой строительной пирамиды «Строим вместе». Они пришли на митинг, чтобы объясниться с разъяренными дольщиками. А есть еще пострадавшие? Вроде бы есть. Кто? Выясняется.

А сколько пропало денег?

Говорят, до ста семидесяти миллионов рублей. А может, и больше. Трудно определить точнее. Сейчас ищут банк, выдавший наличность. Очень подозрительная история, таково было общее мнение.

С Сагдулаевым я столкнулся случайно, в коридоре.

— А, ты, — сказал он с непонятной интонацией. Почему-то мне показалось, что это было выражением готовности уделить мне время и место. Я решительно шагнуло вслед за ним, даже не улыбнувшись секретарше.

Он рухнул в свое кресло, не выпуская бумажек, с которыми бежал по коридору и схватился за телефонную трубку. Но я тут же начал говорить, не дожидаясь приглашения. Любой главный редактор немного Цезарь.

— Что? — Поднял он на меня один глаз, дослушав. — Вивальди? Все играли «Зиму»? А он кричал не по-русски?

— Иногда кричал, в половине случаев молча дрался.

Сагдулаев бросил свои бумажки на стол, отвалился немного назад на одном локте.

— Ну, и что?

В таких случаях пожимают плечами, я пожал.

— По-моему, интересно.

— Но об этом же уже писали, ты сам сказал.

— Но без Вивальди.

Теперь он пожал плечами.

— Отдай Конкиной, что ли.

И он вернулся к своим бумагам, показывая, что они для него важнее Вивальди.

— Что-то по автобусу? — Спросил я, хотя по всем правилам надо было бы уже уходить.

Сагдулаев снова откинулся на локте.