Документами 1930 года было заполнено девятнадцать больших коробок, делами 1939 года — почти столько же: за девять лет уровень преступности резко вырос. Кармайн откопал дело Мортона Понсонби в коробке за октябрь 1939 года, затем принялся рыться в коробках за 1930 год в поисках дела Леонарда Понсонби. За все эти годы форма полицейских документов почти не изменилась: все те же листы большого формата в картонных папках — часть листов скреплена, часть просто вложена. В 1930 году в полиции не было ни скоросшивателей, ни, вероятно, персонала, который обрабатывал бы дела, как только они из текущих превращались в закрытые.

Дело нашлось там, где ему и полагалось быть: «Понсонби, Леонард Синклер, бизнесмен, Понсонби-лейн, дом 6, Холломен, Коннектикут. 35 лет. Женат, трое детей».

Кто-то предусмотрительно поставил стол и конторский стул под большое мансардное окно. Кармайн перенес на стол дела обоих Понсонби и тонкую неподписанную папку с подробностями о двух убийствах на вокзале, произошедших в тот же день.

Сначала он просмотрел все документы, которые относились к Мортону Понсонби. Смерть и вправду была настолько внезапной и неожиданной, что врач Понсонби отказался выдать свидетельство о ней. Впрочем, никакого преступного умысла он не подозревал — просто хотел провести вскрытие и убедиться, что ничего не упустил за годы, когда не могло быть и речи даже об осмотрах Мортона Понсонби, не то что о лечении. Типичный протокол вскрытия начинался тривиальным «труп юноши, довольно упитанного и без каких-либо признаков болезни». Но Элиза Смит ошиблась: причиной смерти не было кровоизлияние в мозг. При вскрытии выявить причину смерти не удалось, поэтому патологоанатом приписал ее остановке сердца вследствие вагального торможения. Дотошностью Патси врач не обладал, но провел всевозможные анализы на яды; ничего не обнаружив, он обратил внимание на душевную болезнь в анамнезе. Но в мозгу не оказалось изменений, указывающих на причины психического расстройства. Врач также заметил, что необрезанный пенис умершего необычно велик, а яички опустились в мошонку лишь частично. Похвальное усердие для 1939 года. У Кармайна не осталось никаких сомнений в том, что Мортон Понсонби был не более и не менее чем беспомощной жертвой семейной предрасположенности к трагедиям. А может, из протокола вскрытия следовало сделать вывод, что генетическое наследие Айды Понсонби ее отпрыску не передалось.

Теперь — Леонард Понсонби. Преступление произошло в середине января 1930 года, когда город занесло полуметровыми сугробами — вероятно, зима выдалась холодной, с январскими метелями. Поезд, вышедший из Вашингтона, отошел от Пенсильвания-стейшн в Нью-Йорке с двухчасовым опозданием из-за сильных морозов и снежных лавин, заваливших рельсы. Пассажиры вызвались расчищать пути. В одном вагоне ехала подвыпившая компания безработных — человек двадцать, надеявшихся найти заработок в Бостоне, последнем пункте назначения поезда. Разгоряченные спиртным, злые, агрессивные, разгребать снег они согласились не сразу, да и то лишь для того, чтобы согреться. В Холломене поезд остановился на четверть часа, чтобы транзитные пассажиры успели перекусить в вокзальном буфете, где кормили дешевле, чем в вагоне-ресторане поезда.

И вот что любопытно: Леонард Понсонби, согласно билету, направлялся в Бостон. Тем не менее он вышел и ждал возле состава, на морозе. По словам одного наблюдательного пассажира, старался никому не попадаться на глаза. Прятался? Понсонби не зашел в теплый зал ожидания, но и не вошел в вагон сразу, как только прибыл поезд. Нет, он почему-то остался на заснеженной платформе.

Время близилось к девяти, в тот день бостонский поезд был последним.