Относились к Мите здесь отменно, — холили и лелеяли.

Оля — потому что была влюблена в своего «тигренка», мама — чтобы угодить Оле и не потерять расположение дочери, папа — от широты души и большого уважения к Вадиму Александровичу…

Но ничто не трогало Митю, он жил как бы в полузабытьи.

Сначала секс, красота и юность Оли расшевелили его, и он приобрел свои прежние черты, но скоро все это приелось, и Оля даже перестала казаться Мите красивой, и все чаще замечал он в ее лице грубоватые папины черты. Зато теперь замечал все нюансы и мелкие детальки, которые указывали на ее недостатки.

И все больше стала раздражать малость квартиры.

Это «трение» друг о друга приводило Митю в тихое бешенство, никак не проявлявшееся внешне, но внутри — копившееся и копившееся.

Надежда Михайловна и Оля с утра уходили, зато Степан Иванович всегда был на стреме — что подать-принять, куда сбегать и, конечно! — поговорить о зарубежной политике.

• Ни Митя, ни Оля уже не работали в архиве.

С Олей все было ясно, потому что «наверху» в министерстве у папы, как ни странно, был свой человечек, который согласился видеть Олю своим секретарем.

И… через день она уже работала у этого человечка. С Митей были некоторая неясность и боязливый трепет — все же он был в составе номенклатуры, а уж про тестя и говорить нечего!

Но Оля быстренько все решила и через своего начальника устроила Митю на должность переводчика по контракту в один из отделов.

Митя засел в душной квартирке (в основном он работал дома) за стол и стал переводить документы, письма, какие-то инструкции, иногда сборники по экономике и социальным сферам, а иногда и «спецзаказы» — какую-нибудь скабрезную книжонку для развлекаловки начальства… Ну и что?..

Только вот в квартире душно и тяжко.

И еще Оля все жестче давила и давила насчет развода.

По календарю наступала весна, а она же сказала маме и папе, что весной они пойдут во Дворец бракосочетаний! Она сама бы, мол, могла и подождать, но родители старой закалки и считают, что Оля не замужем…

Мите очень не хотелось звонить в ТОТ дом, да еще с разводом! Но пришлось. — Оля держала за горло.

Он позвонил, когда оказался один в квартире, и волновался страшно. Услышал голос Нэли и не смог начать разговор. Положил трубку.

Закурил, собрался, — что оказалось сложным, — и позвонил снова.

Нэля подошла сразу же, и в голосе ее было нетерпение: — Да, я вас слушаю.

Митя вздрогнул и каким-то не своим голосом сказал:

— Это я, здравствуй, Нэля…

— Здравствуй, — откликнулась она спокойно, а сама от волнения села, как упала, в кресло, но это никто не видел…

Митя не мог произнести следующую фразу: «Я прошу развода…»

И спросил:

— Как вы живете? Как ты, дети, Трофим Глебович?..

Нэля помолчала (а как много она бы могла сказать этому наглецу!..) и произнесла:

— Ничего, живем нормально. Папа работает. Я тоже иду работать в его министерство. Дети в порядке.

Ну о чем еще можно спросить после такой спокойной равнодушной отповеди?..

Он нашелся:

— Я перехожу на другую работу. Платят больше и по специальности, хочу принести или прислать деньги. Но мне бы хотелось повидать детей…

— Это нецелесообразно сейчас, — еще спокойнее и холоднее ответила Нэля, — тем более что пока они ничего не спрашивают.