Изменить размер шрифта - +

 Костя двинулся с места, но плачущая дама опередила его.
 – Пойду я! Я имею право!
 «Как же ее остановить…» – в отчаянии подумал Дмитрий.
 Если бы у него хватило сил справиться с десятком разгневанных пожилых фурий, он все равно бы не смог остановить мать, убитую горем, которая, возможно, потеряла единственную дочь.
 – Пусть идет, – махнул рукой Попов. – Лучше поскорее закончить…
 Он был совершенно вымотан и находился явно не в своей тарелке.
 – Муж проходите, – самым железным голосом, на какой был способен, сказал Дмитрий, надеясь, что его холодный тон возымеет действие. Но мать уже ничего не воспринимала. Она ринулась в открытую дверь. Самарин и Попов последовали за ней.
 Маргарита Васильевна, оказавшись в помещении морга, дико заозиралась в поисках трупа. Вокруг было пусто. Только во всю стену почти до самого потолка высился огромный холодильник с выдвижными, как у комода, ящиками, перед которым стояла тележка.
 Попов протянул руку и выдвинул один из них.
 Маргарита Васильевна напряженно следила за его действиями. Она перестала плакать, и ее лицо покрылось яркими красными пятнами.
 «Нашатырь-то у Саньки найдется?» – мрачно подумал Самарин, а вслух сказал:
 – В вашу задачу входит с уверенностью опознать или не опознать в предъявленном вам теле вашу дочь Сорокину Марину Александровну.
 У Маргариты Васильевны задергался подбородок – она делала гигантские усилия, чтобы не разрыдаться.
 – Давай ты. – Попов тоже выглядел неважно.
 «Удивительно, – думал, глядя на него, Дмитрий, – никогда его таким не видел. Обычно он так не переживает. Значит, и у патологоанатома есть нервы».
 С тела сняли простыню, и Маргарита Васильевна Разрыдалась в голос. И это при том, что ребята из морга работали на совесть: все было аккуратно зашито и вместо зияющей раны на шее с левой стороны проходил только тонкий синий шов.
 – Мариночка! Девочка моя! – Мать бросилась бы на труп, если бы Самарин с Поповым не удержали ее.
 – Маргарита Васильевна, не положено, – тихо сказал ей Дмитрий. – Вот получите тело, тогда… Но, к сожалению, это произойдет, только когда будет закончено следствие…
 – Девочка моя! – Мать закрыла лицо руками и затряслась в истерических рыданиях.
 Самарин отвернулся и тупо разглядывал ровную белую стену, затем прокашлялся и обратился к Маргарите Васильевне:
 – Гражданка Диканская, вы опознаете в предъявленном вам теле вашу дочь?
 – Да, – тихо прошептала мать.
 – Вы можете указать на те приметы, которые безошибочно указали вам, что это ваша дочь?
 – Да мне ли ее не знать! Да все-все, все родное! – Она снова чуть не расплакалась, но, встретившись взглядом со следователем, только утерла глаза платком и тихо сказала:
 – Вот родинка на левом запястье. Потом, видите, на губе справа небольшой шрамик. Это она губу разбила на даче… – голос предательски задрожал, – с качелей упала… У нас в Школьной…
 – Сань, проводи ее, – сказал Самарин.
 – Знаешь, Димка, лучше ты.
 У Попова было такое лицо, что Самарин не стал спорить, осторожно взял женщину за плечо и повел к выходу.
 – Александр Илларионович, – пригласил он.
 – Саша! – бросилась к мужу Маргарита Васильевна.
 – Мара, я сейчас, – ответил тот, обнял жену и шагнул в помещение морга.
 Диканский старался держаться по-мужски, но его выдавали руки.
 – Сомнений нет – это моя дочь Марина Диканская, по мужу Сорокина, – тихо заявил он.
Быстрый переход