Маленькая Даша сидит на полу единственной комнаты этой самой квартиры и играет с посудой. Настоящих игрушек у нее тогда почти не было, зато разрешалось брать для игр все, что угодно. Отец работает за письменным столом. Вдруг он резко вскакивает и начинает вихрем носиться по комнате.

— Я так не могу сосредоточиться! — кричит он. — У меня сцена похорон, кладбище!

— И? — Мама с усмешкой поднимает красивые брови.

— И! — еще больше распаляется он. — На кладбище дети не гремят крышками от кастрюль! Забери это у нее!

— Представь себе, что это литавры похоронного оркестра, — предлагает мама.

— Убери отсюда ребенка!!! — Он орет так, что Дашенька, испугавшись, начинает плакать. — Я пишу сцену на кладбище, там нет детей!

— А-а-а. Если хочешь, ради твоей сцены, — мама картинно ложится на кровать и складывает руки на груди, — я тоже могу умереть.

— Да ну вас всех к дьяволу!!!

Отец лезет под кровать, достает футляр от пишущей машинки, в него же, поверх предмета своей единственной в жизни любви, кидает какие-то вещи и, не взяв ни зимней одежды, ни денег, уходит. Растворяется в теплой июльской ночи безвозвратно. Мама не говорит ни слова; не встает с кровати и не пытается его остановить. А Даша понимает, что в папином уходе виновата она — маленькая девочка, которая поссорила взрослых.

С этого момента все детство Дашу мучило тяжелое чувство вины перед мамой. Отца они больше не видели: сначала он лет десять подряд не приходил, хотя и мама, и Даша ждали, а потом уже и он стал им не нужен. Забылся. Время от времени Даша читала на афишах его имя. Но и из афиш, так же как из семьи, он вскоре бесследно пропал. А маму с того момента, как их бросил отец, словно подменили. Она больше ни с кем не шутила, не репетировала дома своих ролей и постоянно — каждые пять минут — уходила курить в кухню.

— Мамочка, давай поиграем! — пыталась вытянуть ее из потустороннего мира четырехлетняя Даша.

— Дашка, отстань, — выдыхала мать и поворачивалась к стене на своей кровати, — мне с тобой скучно.

— Мама, а что такое Зевс? — спрашивала она в пять.

— Господи, — звучало в ответ, — в кого ты такая глупая?!

— Мамуля, пойдем погуляем, — предлагала первоклассница Даша, — я уроки сделала.

— Не лезь ко мне, — бормотала мать, — не видишь, у меня депрессия.

Как многие дети со временем привыкают к постоянным восторгам родителей и начинают свято верить в то, что они самые красивые и самые умные, так Даша привыкла к постоянному недовольству. Придирки матери не вызывали в ней возмущения — девочка знала, что во всем виновата сама.

В школе учеба пошла не слишком гладко. Дома Даша подолгу просиживала над задачками по математике, а когда решалась подойти за помощью к матери, получала выговор: «Ты уже взрослая, нужно быть дауном, чтобы не справиться со школьной программой».

Постепенно Дарья перестала задавать вопросы. Замкнулась в себе. Привыкла много читать. Мать, заметив это и внезапно задавшись целью сделать из нее актрису — собственный антипод, — стала подсовывать дочери книги о театре. Пьесы, руководства по актерскому мастерству, романы об искусстве. Среди последних оказалась и книга Сомерсета Моэма «Театр». Даша читала с жадностью, оправдав в этом плане ожидания матери. Не учла Анна Морозова одного — что в отношениях главной героини, известной актрисы Джулии, со своим сыном Роджером Даша увидит себя и мать. Диалог, в котором сын уличает мать в постоянном притворстве, в нескончаемой актерской игре за пределами сцены, открыл ей глаза.