Он тут же выключил кран и вытер руки кухонным полотенцем. Подошел к Даше и, к невероятному ее смущению, ласково взял под локоть. Усадил за стол.

— Лечиться будем? — сочувственно спросил он.

— Нет, — Даша не поняла вопроса, но на всякий случай отказалась.

— Да ладно тебе, — поэт подошел к холодильнику и открыл дверцу, — сейчас обязательно надо.

Он извлек из недр пижонского белого исполина — Василий Иванович купил, когда переехал к ним с мамой, — запотевшую бутылку пива. Поставил перед Дашей на стол. Сходил за стаканом и сел напротив.

— Вот что, — он открыл крышку и, наполнив стакан, подождал, пока пена осядет, снова долил, — ты это пьешь, голова у тебя проходит, и потом делай что хочешь. А я домою посуду и пойду в общагу.

— По-моему, — Даша с опаской посмотрела на стакан: после вчерашнего мысль о спиртном не вызывала у нее ничего, кроме омерзения, — это алкоголизм.

— Сейчас ни о чем не думай, — Джон поднял стакан и поднес к ее губам, — потом пофилософствуешь.

Морщась, она выпила: Джон держал перед ней стакан до тех пор, пока тот не опустел до последней капли. Вопреки ожиданиям никакого облегчения эти манипуляции не принесли — только вернулся противный горький привкус во рту, уже было исчезнувший после зубной пасты.

— Ну, как? — с интересом спросил он.

— Не знаю, — Даша пожала плечами, — кажется, лучше.

— Вот и прекрасно! — Он выбросил пустую бутылку и вернулся на свой пост у раковины. — Иди теперь, дальше спи. Я скоро уйду.

Даша смущенно поправила на неприметной груди халат и вышла из кухни. Джон на нее даже не обернулся.

Она прошла в комнату, сняла с постели покрывало и легла. Ей действительно хотелось уснуть, но не получалось. Она все думала, что будет делать этот Джон: действительно просто уйдет, захлопнув за собой дверь, или придет к ней? И что будет делать она, если он вдруг появится в комнате? Даша лежала на животе, открыв глаза, и настороженно прислушивалась к звукам в кухне. Вода уже перестала течь, теперь мелодично позвякивала посуда — видимо, гость расставлял ее по местам, стараясь особенно не шуметь. Потом скрипнула кухонная дверь — Даша замерла, ожидая, куда он пойдет: в ее комнату или к выходу из квартиры.

Она так разнервничалась, кровь с такой силой стучала в висках, что в какой-то момент слух отказал. А потом не услышала — почувствовала, что Джон зашел к ней. Даша моментально закрыла глаза и постаралась дышать ровнее, притворяясь, что спит. Поэт подошел к кровати, осторожно присел на самый краешек — она замерла от ужаса — и стал едва ощутимо целовать ее в обнаженную воробьиную шею.

В общагу он уже не вернулся, а через полгода они поженились. Анна Морозова рвала и метала, познакомившись с зятем, но Даша была этому только рада. Даже прописала мужа в квартире матери назло. Новоявленный супруг — по паспорту Иван Баранов, а для собратьев по перу Джон — быстро освоился в Дашиной жизни. Пристроил ее зарабатывать деньги в агентство переводов, благо английский язык она знала в совершенстве, а поступать в авиационный колледж в связи с замужеством передумала, и всецело отдался творчеству.

Даже сейчас, спустя много лет, Даша не могла сказать, любила ли она мужа. Ее привлекала в нем неординарность, способность творить. Он спас ее от одиночества. В конце концов, Джон был первым мужчиной в ее жизни. И за это она, брошенная всеми, была ему благодарна. До того момента, пока он не начал с неистовым упорством ломать Дашину жизнь.

Иван Баранов уже закончил Литинститут, а ни одно из его стихотворений так и не вышло в печати. Об издании сборника речи тоже не шло: пороги всех мыслимых и немыслимых издательств были обиты еще во время учебы.