– Ничего себе! Выходит, если девушка не может ответить на вопрос вашего Влада, она должна обнажиться перед миллионами телезрителей? – вскинула голову Вера.

– Какие там миллионы, передача ночная.

– И все-таки?

– Ну да. А что такого? Ведущий выдает им яркие цветные боа – чтобы прикрылись. И для соблюдения некоторой видимости приличий, еще оставшихся на нашем разнузданном телевидении. Если снять уже нечего, девушка выбывает из игры. Но если она не хочет раздеваться, тоже выбывает. Таких строптивых участниц мало, потому что фирма-спонсор приготовила победительницам каждой тройки приз, что-то из бытовой техники: магнитолу, видеомагнитофон, музыкальный центр, телевизор. А финалистка получит автомобиль и вдобавок поездку в Европу… Тебя что-то смущает, Вера? Такого опытного психотерапевта?

– Не передергивай. Психотерапевта ничего не может смутить, но я, если ты заметила, еще и женщина. – Верины скулы слегка порозовели, и от этого она стала еще привлекательнее. Глаза, обычно казавшиеся сине-серыми, холодными, в эту минуту стали глубокими, как сиреневый бархат. – Хотя пора бы уже привыкнуть, что нашему телезрителю, чтобы что-нибудь втюхать, нужно непременно показать снятые штаны и голую задницу. Без «клубнички» телевизор никто смотреть не будет, да?

– Да, – кивнула Лидия Завьялова. – Эпатаж любой ценой. Ты точно определила суть массовой культуры. Это раньше для наслаждения искусством были специальные места, куда ходили по праздникам. А сегодня оно само входит к тебе в дом.

– И берет за горло. Не без вашей помощи, госпожа актриса, – прищурилась Вера. – Да ладно, не хмурься, я все понимаю. Просто слишком много стали показывать обнаженное женское тело, и это лично меня раздражает. Причем не самим фактом, а попыткой с его помощью манипулировать грешными зрителями. Уж поверь мне, я в манипуляциях кое-что понимаю. Реклама, например, постоянно хватает тебя за основной инстинкт и тащит. Но когда для глаз столько вокруг всего интересного, зачем еще добавлять? Все равно что сыпать сахар в мед. Если обнаженного женского тела слишком много, то, как говаривали Ильф с Петровым, в этом зрелище так же мало эротики, как в серийном производстве пылесосов или арифмометров.

– Они так и написали? Надо же, – удивилась Лида. – Это как будто прямо про передачу на другом телеканале, конкуренте этого. Там идет просто бесконечное раздевание девушек, они танцуют у шеста одна за другой, а зрители им выставляют оценки. Как на олимпиаде. Но только на нашей передаче, госпожа доктор, девушка должна сначала проявить хоть какую-то эрудицию, а уж потом предъявить свои прелести, если эрудиции недостаточно.

Вера расхохоталась, на ее щеках появились симпатичные ямочки. Ей почему-то стало безудержно весело: она представила, как девицы-модельки, не приспособленные для интеллектуальных игр, натужно пытаются угадать слово, а оно, черт бы его побрал, не угадывается!

Этот музыкальный смех напомнил Лиде день, когда они с Верой познакомились. Череду безрадостных черных дней Завьялова тогда была готова закончить жирнющим крестом на своей творческой жизни: депрессия ухватила ее цепкими лапами с острыми коготками. Но ужаснее всего для талантливой актрисы было полное равнодушие к сцене. Казалось, игра и вообще темперамент навсегда исчезли из ее души. Все потускнело… Кто-то из знакомых посоветовал ей обратиться к психотерапевту Лученко.