– Вы ведь тоже получили письмо от отца. Зачем вы отрицаете, Вик? – Если в начале разговора Вера лишь предполагала, что было третье письмо Павла Бессонова, то теперь она в этом не сомневалась.

– Чепуха! Не получал я никакого письма! – Отпивая коньяк, Виктор отрицательно замахал рукой с сигаретой.

– Но как же, ведь в тюремной канцелярии на письма ставят штампики. У Алисы копия номер один, у Голембо – копия номер три. Значит, у вас – копия номер два, так?

– Вранье. Третья копия у меня, а не у дяди Славы!

– Ага. Итак, письмо вы все же читали, – усмехнулась Вера.

Но Бессонова нисколько не смутило, что его подловили. Он уже мчался вслед за своими новыми фантазиями:

– Мало ли что отец мог сочинить, сидя в тюрьме! Вот что правда – так это то, что дядя Слава был без ума от мамы. Если б она не умерла, он бы отбил ее у папы, зуб даю! Дядя Слава сказочно богат, он бы маме дал все, о чем только может мечтать женщина. Эй, гарсончик! Еще коньячку!

– И ваш отец вот так просто уступил бы любимую женщину?

– Папа был тюфяк! Обыкновенный совковый служащий. И он в конце концов женился бы на тете Ивге.

– Что?! При чем здесь Евгения Борисовна?

– Оспади! Тетя была влюблена в папу, как кошка. Она мечтала иметь двойную фамилию, знаете, для мещанского шика: Бурау-Бессонова!

– Послушать вас, Вик, так в вашей семье – сплошные влюбленности! Не семейка, а роман Дюма-отца. А вы сами? В кого были влюблены вы?

– Я тогда был женат. То ли второй раз, то ли третий… Не помню. Знаете, как говорил Булгаков, на этой… то ли Вареньке, то ли Манечке… Мы с Михал Афанасьичем похожи. – Количество пустых бокалов вокруг Виктора росло. И по мере соединения пива с коньяком ему стало казаться, что его слушают с огромным интересом.

Вера уже открыто расхохоталась.

– Чем же, позвольте узнать?

– Я тоже написал роман. Гениальный. Отослал его на рецензию Роберту Шекли. Тот прочел – и не выдержал: приехал! Сюда, к нам. Только чтобы познакомиться со мной! Прикиньте, Верунчик! Он дальше жить не мог, если не пожмет руку гению! То есть мне.

– И как? По… пожал? – спросила Вера, у которой уже начиналась истерика. От сдерживаемого хохота текли слезы из глаз. Казалось, она смотрит современную постановку «Ревизора», где Хлестакова блестяще изображал Виктор Бессонов. Правда, текст был свой, не Гоголевский, но исполнение!..

– Не то слово! Он обнял меня, пожал руку и даже прослезился. А потом так разнервничался, что лег в больницу с сердечным приступом… Вообразите, первый фантаст мира – и чуть не умер от зависти ко мне. Правда, позже вернулся к себе в Америку… и все же умер. Не выдержал. Не смог пережить, что где-то в далекой стране есть человек талантливее его! Вот так-то…

Лученко встала.

– Мадам, простите, я, кажется, забыл свое портмоне. Вам придется угостить великого прозаика.

– Кто бы сомневался! Вас, «про заек», необходимо материально поддерживать. Иначе ушки отвалятся, – сказала Вера.

Она протянула подошедшему официанту деньги, помахала Андрею рукой и вышла из «Свинга». Казалось, что ее и вправду качает. Болтун Вик мог кого угодно довести до морской болезни.

– Ты чего? – спросил Андрей заботливо.

– Ты не представляешь… – Вера промокнула платком уголки глаз.