Граф, быстрые глаза которого все видели, указал гасконцу на нетвердую походку своего интенданта и добавил:

— Вы уже, кавалер, испытали все неудобства бедности; теперь можете познакомиться с неудобствами богатства. Вот вам пример! Негодяй интендант уже порядочно пьян, к утру он совершенно напьется. Не будь вы так измучены дорогой, я пригласил бы вас на зрелище очень любопытное.

Гасконец, почти уже погруженный в сон и державший, казалось, глаза открытыми только одной силой воли, едва заметно кивнул головой в ответ… Граф продолжал:

— Вообразите себе! Эти два негодяя, интендант и капеллан, каждую ночь сходятся вместе и задают сами себе пиры и вакханалии. Я очень забавляюсь этим; я вижу все, что они творят; но они меня не видят.

— Ого! — воскликнул кавалер Телемак де Сент-Беат, немного приходя в себя от этого признания и не совсем еще понимая, какое удовольствие доставляет графу зрелище вакханалий его слуг. — Но отчего же вы не выгоните их из замка, если они вас обворовывают?

— К чему их выгонять? Не имей они этой слабости, я боялся бы чего-нибудь похуже. Правда, когда эти два друга бывают пьяны, они не всегда льстят моему самолюбию. Клеветники оба, каких трудно найти в другом месте, они клевещут на меня без милосердия и наделяют титулами самыми обидными.

— И… вы все-таки их не выгоняете?! — второй раз спросил гасконец, которого странное признание графа совершенно отрезвило.

— Не думаю даже. Негодяи выпивают мое вино, клевещут на меня, ухаживают за моими вассалками, но, в сущности, они оба только жалкие куклы, служащие для моего развлечения, похожи на те фигуры, склеенные из бумаги, которым я, при помощи ниточек, имеющихся в моих руках, могу придать движения, какие захочу.

— Черт возьми! Вот философия, делающая честь вам, граф. Но позвольте сделать один вопрос, если уж вы так добры и заводите со мною откровенный разговор, который требует взаимной откровенности с моей стороны.

— Спрашивайте, любезный кавалер Телемак де Сент-Беат, спрашивайте!

— Вы дозволяете! В таком случае, по какой же причине, будучи таким философом, вы, однако, не пользуетесь репутацией философа у ваших соседей?

Владетель замка Мессиак расхохотался.

— Я давно ожидал подобного вопроса. Видите ли, кавалер Телемак де Сент-Беат, я из могучего и смелого рода, а потому неизбежно получил в наследство от предков их добродетели и их пороки.

— Что касается лично меня, — произнес кавалер Телемак де Сент-Беат, — то от минуты нашей первой встречи до настоящего времени я в вас вижу только одну половину вашего наследия — хорошую.

Граф улыбнулся с довольным видом на этот ловкий комплимент.

— Когда мы с вами познакомимся поближе, кавалер, вы увидите, по крайней мере, что я никогда не фальшивлю. Раз пожелав чего-нибудь, я добиваюсь цели упорно, но и в этом случае одними позволительными средствами. Я имел, имею и всегда буду иметь врагов, но и самые враги обязаны признать во мне одно: я никогда не совершал ни одного подлого дела. Я удовлетворяю мои страсти и пожелания, как мне заблагорассудится; это бесспорно. Но клянусь кровью Христа Спасителя, сравнив себя со всем окрестным дворянством, ей-Богу, я смею считать себя много достойнее их всех.

Граф произнес эти последние слова с величавостью; такая гордость и искренность отразились на его лице, что сметливый гасконец сейчас же решил в душе: граф такой человек, который делает дурное в наивном убеждении, что имеет право так поступать. Он посмотрел на него, как на черта, вооруженного всевозможными парадоксами и софизмами. Удивленный и пораженный, он уже собирался высказать несколько возражений, как вдруг снова в комнату явился интендант.

VI

— Красная комната готова! — доложил он.