Барон де Канеллак почесал нос.

— Гм! Теперь я все понял. Это то самое письмо, которое мне приносили часа два назад. Так! Тысяча чертей! Некто иной, как Эвлогий отдал его вашему брату.

— Эвлогий? Кто это?!

— Дикий человек, зверь дикий, ужасно много провинившийся против меня.

— Но более всего меня беспокоит, — продолжала Эрминия, — что я, по принуждению, уступая силе, написала второе письмо, в котором обрисовываю себя с самой дурной стороны и даю обещание уйти в монастырь.

Де Канеллак улыбнулся.

— Что же мне следует делать? — спросил он Эрминию.

— Я рассчитываю на вашу защиту. Дело очень серьезно. В эту минуту солдаты окружили мой дом и ищут меня. Телемак де Сент-Беат рискнет пойти на все! Спасите меня, барон.

— Ну, здесь у меня-то вы уже в безопасности!

— Да, но только в том случае, если вы заставите моего брата не вредить мне.

— Что же для этого надо сделать?

— Вы искренно желаете услужить мне?

— Эрминия! Вы знаете, как я вас люблю… Неужели вы сомневаетесь во мне?!

— Докажите мне вашу любовь, любезный барон, и я буду вам благодарна.

— Какого ждете доказательства?

— В эту минуту брат мой скачет в Мессиак. Садитесь сейчас на лошадь, возьмите своих людей, догоните его, отнимите письмо, которое он вынудил меня написать, и заключите его куда-нибудь в надежное место…

И слезы обильно полились из глаз кокетки.

Старый граф осыпал пламенными поцелуями ее ручки.

— Это очень кстати! — воскликнул он. — Мои люди совершенно готовы для похода, и притом мы собирались ехать именно в сторону замка Мессиак.

— А для меня найдется лошадь?

— Что?! Вы, в такую погоду, рискуете поехать с нами?!

— Отчего же не рискнуть, притом с вами я буду в безопасности. Но не будем тратить времени. Я Телемака знаю! Сент-Беаты родятся всадниками, как иные родятся поэтами. Я тоже из рода Сент-Беатов, и вы, барон, увидите, буду ли я последняя среди всадников.

Канеллак выбежал за дверь и крикнул:

— На лошадей!

Эрминия наклонилась к его уху и шепнула:

— Моя горничная, кажется, изменяет мне. Пусть она остается здесь под присмотром.

Проломи-Бок появился в дверях.

— Оставайся дома, — приказал ему граф. — И береги эту сударыню горничную.

Почтенный Проломи-Бок был чрезвычайно доволен данным ему поручением.

Инезилле ничего более не оставалось, как покориться своей участи и, скромно опустив глаза, идти за своим сторожем.

Спустя несколько минут вооруженный отряд выехал по тесной улице, направляясь из города по дороге в Мессиак.

Все всадники имели фонари. Проезжая мимо дома Эрминии, патруль остановил их вопросом: «Кто идет?»

Канеллак подъехал посмотреть, кто спрашивает, и узнал среди солдат Бигона.

— Как? Ты еще жив? — спросил он экс-купца.

— Живу и надеюсь, вы почувствуете, что еще живу, — ответил Бигон, тоже узнавая старого барона по его длинной белой бороде.

— Ну, тот долго не проживет, кто постоянно попадается на моей дороге.

— Любезный граф! Здесь ведь не лес и мне бояться нечего. Прошу вас, передайте вашему бандиту, Проломи-Боку, такому щедрому на раздачу палок, что если у меня хорошие плечи, то не менее хороша и память, и не менее искренне желание расплатиться с ним.

— Друг мой! Проломи-Бок даже в настоящую минуту занимается именно твоими интересами… Поклонись, пожалуйста, от меня своей жене!

Громкий хохот всей банды приветствовал эти заключительные слова.