Отметим, что у самой Лили Брик (как и у ее супруга В. Катаняна) препятствий для выезда из страны вообще не было — езжай, когда душе заблагорассудится. Более того, они через самого М. Суслова получили разрешение регулярно получать из-за границы разного рода товары, которых в советской продаже не было. Все это явно указывало на то, что удостоверение сотрудника ГПУ, которое Лили вручил один из тогдашних его руководителей Яков Агранов (расстрелянный в 1937 году в подвалах Лубянки), оставалось по-прежнему в силе.

Именно с этим закулисным влиянием Брик (когда она вертела как хотела лубянскими «шишками») и пытались бороться представители державного лагеря. Причем одним из активных помощников последних был референт самого М. Суслова (главный идеолог партии находился в перманентном конфликте с КГБ) Владимир Воронцов. Была привлечена к этому делу и родная сестра Маяковского Людмила, поскольку победить Брик можно было при одном условии: отобрав у нее «козырь» — имя В. Маяковского, которым она все эти годы успешно прикрывалась. А сестра поэта давно мечтала о создании нового музея своего брата — в Лубянском проезде, взамен бриковского в Гендриковом переулке. Как напишет в одном из своих писем в ЦК КПСС Л. Маяковская:

«Брики — антисоциальное явление в общественной жизни и быту и могут служить только разлагающим примером, способствовать антисоветской пропаганде в широком плане за рубежом. Здесь за широкой спиной Маяковского свободно протекала свободная „любовь“ Л. Брик. Вот то основное, чем характеризуется этот „мемориал“ (речь идет о бриковском музее. — Ф. Р)… Брики боялись потерять Маяковского. С ним ушла бы слава, возможность жить на широкую ногу, прикрываться политическим авторитетом Маяковского. Вот почему они буквально заставляли Маяковского потратиться на меблированные бриковские номера… Сохранение этих номеров — вредный шаг в деле воспитания молодежи. Здесь будет паломничество охотников до пикантных деталей… Я категорически, принципиально возражаю против оставления каких-либо следов о поэте и моем брате в старом бриковском доме…»

Жаркая полемика вокруг двух музеев (действующего и будущего) разгорелась на страницах советской печати в середине 60-х. Естественно, вся либеральная общественность была на строне Брик, вся державная — на стороне сестры поэта. «Таганка» вплела свой голос в пользу первой, что вполне закономерно, учитывая то, кем и для чего был создан этот театр. Итак, Юрий Любимов (при активном содействии своего актера Вениамина Смехова, который вскоре после премьеры войдет в ближайшее бриковское окружение) взялся за постановку спектакля «Послушайте!», где ставил целью объяснить зрителю, какие внешние силы погубили поэта. Как напишет чуть позже театровед А. Смелянский:

«С блестящим остроумием артисты творили летучие сценки столкновений поэта с главным персонажем российской истории — чинушей и дураком (часто эти качества замечательно совмещались в одном лице). Любимов впервые прикоснулся здесь к теме, которая будет занимать его больше всего на протяжении двух десятилетий, вплоть до эмиграции: как существовать художнику, мастеру, артисту в условиях наглого, болотного полицейского режима…

В спектакле «Послушайте!» убивали не только поэта. Вместе с ним убивали Великую Революцию…»

В последних словах, собственно, и крылась главная суть постановки. Поскольку в авангарде октябрьской революции 17-го года стояли две силы — русская (пролетарская) и еврейская (мелкобуржуазная), — то все последующие годы между ними шла борьба за место у штурвала государственного управления.