Мягков приподнялся на руке и принялся целовать жену в увлажнившиеся грустью глаза.

— Что ж не глядишь? — спросил он тихонько, опускаясь губами ниже.

— Ох, Ванечка! — Сильные руки обвили его шею. Славная и сильная поморская женщина была в женах у Ивана Мягкова, даром что государю названая дочь. — Боюсь…

Оприкосить боюсь… Сглазить она боялась! Иван засмеялся и еще шибче и задорнее стал целовать любимую, исподволь подбираясь к грудным сокровенным местам, что похожи были на разлетающихся в стороны белых голубей, но в это время, к великой печали обоих, в прихожей загремело поганое ведро и послышался голос Раилова.

— Не было в нашей жизни печали, — с беззлобной усмешкой сказал Мягков, — так черт братца принес!

Многое им было нужно рассказать друг другу про свою пронесенную по свету тоску и любовь, но ведь и жизнь семейная одним днем не кончается, будет у них еще время пожалобить друг друга да потомить муками сердешными.

А может, и зазря капитан-лейтенант Раилов семейный покой брата нарушил, может, и потерпеть бы ему самую малость — кто знает, какая она, жизнь, у военного человека: сегодня любви предаешься, а завтра за государя и отчизну живот свой в неравном бою сложишь.

2. МОРСКИЕ БУДНИ ПОД АНДРЕЕВСКИМ СТЯГОМ

Государь Петр Алексеевич миру от своего августейшего шведского братца не дождался, оттого и флоту русскому досталось трудом ратным викторий добывать. Еще в мае 1708 года государь отрядил шаутбенахта Боциса к городу Боргау. В составе русской эскадры был и «Посланник» с тайным орудием возмездия на борту своем. Военная кампания получилась славной — город спалили до основания, окрестные деревеньки такоже, в морских маневрах захватили и пожгли пятнадцать торговых судов, из коих три пришлось на долю экипажа «Садко», действовавшему уже довольно сноровисто и привычно, — сказывалась долгая выучка. Пока Боцис злодействовал на водах, полковники Толбухин с Островским разоряли неприятельские деревни на побережье. Воротясь, Боцис с великолепной наглостью прошел мимо шведского флота, стоявшего у Березовых островов, дразня шведов доступностью парусов, но нет — не рискнул неприятель идти вдогон за кораблями русской эскадры. По предложению капитана Бреннеманна экипажем «Садко» устроена была напоследок славная диверсия против шведского баркентина, но и сию потерю шведы приписали взрывам пороховых погребов, нимало не озаботясь возможным нахождением тайного неприятеля в бухте, где покачивались на ленивых волнах шведские корабли. Самодвижущаяся мина изобретения тектона Курилы Артамонова удачно пущена была мичманом Суровикиным и, пронзив водную гладь, вонзилась в борт шведского корабля похожим на острие пики носом аккурат под пороховым погребом.

— Ага! — радостно вскричал голый по пояс Григорий, потрясая кулаками. — В самую забрюшину угораздил! Ваня, родной, дай гляну в трубку, как эта гадина тонет!

— Ты, Гришка, руками меньше маши, — досадливо поднял голову от стола капитан-лейтенант Раилов. — Не дай Бог, свечи загасишь!

Гребцы ничего не сказали, переглянулись, плюнули в мозолистые ладони и взялись за весла. Время было возвращаться к «Посланнику», который покачивался на волнах у самого горизонта.

Как бы то ни было, а суровикинских крестов на корпусе славной подводки прибавилось после этого похода вдвое против прежнего, и тайна подводного судна разглашена не была.

По возвращении на борт Суровикин с отменным показным равнодушием принимал поздравления.