Больше половины новых слов рождавшихся в моей голове были абсолютно непроизносимыми в приличном обществе. А все остальные подводили к одному выводу: «Это каким идиотом надо быть, чтобы заблудится в трех палубах от собственной каюты». План начертанный резцом на стене коридора никак не помогал мне сориентироваться. Чем больше на него я смотрел, тем больше я изумлялся. Во-первых, было непонятно, где я находился. А, во-вторых, я не соображал, как вообще смог потеряться. Вроде преследуя плод своего воображения я не мог так далеко забраться, чтобы даже в теории не представлять куда меня занесло. Горестно вздыхая перед планом гигантской, без преувеличения, палубы я в который раз пытался понять, где же я и куда мне двигаться чтобы вернуться к себе.
В конце длинного коридора мне вновь почудилось движение и я, оторвавшись от плана палубы выгравированного на стене, побежал, топая тяжелыми армейскими ботинками, в надежде застать прятавшееся от меня существо. Но добежав до развилки и осмотрев проходы терявшиеся в чудовищной дали я, как и в прошлые разы, конечно, никого не увидел. Искренне считая, что это Орпенн надомной издевается, я зло выругался сквозь зубы и уже не торопясь пошел обратно, чтобы вернуться к плану палубы.
Я был уже настолько измотан беготней за «призраком», что подмывало плюнуть на эту идиотскую охоту и пойти, спрятаться в свою камеру человеческого проживания. Было холодно. Сыро и холодно. И хотя бег помогал согреваться, но стоило вот так остановится где-либо и пот выступивший под легким летным комбинезоном начинал остывать принося неприятные ощущения. Я даже подумывал облачиться в скафандр, чтобы не замерзнуть, но это значило вернуться на три палубы вниз, а я даже где спуск, не представлял, настолько огромное расстояние я накрутил по этой палубе и ее коридорам.
Ведя пальцем по плану я, наконец, окончательно сообразил куда мне собственно надо идти и, подняв воротник и иногда поглядывая назад, не понятно чего опасаясь, я побрел в сторону ближайшего «колодца».
По трапу с гигантскими ступеньками я спустился на техническую палубу, где передвигались странные механизмы и не обращая на них никакого внимания подошел к плану этого этажа, чтобы хоть представить, что на ней находится. Заметив два помещения отмеченных символом человека я поспешил к ним уступая дорогу редким полумеханическим существам ползущим по своим делам. В первой камере человеческого проживания я нашел все то же что было и в моей. Кровати застеленные противным тонким пластиковым бельем, терминалы связи с Орпенном, мониторы копирующие стандартные экраны информатеки, шкаф в котором я подозревал наличие стандартного армейского скафандра. В общем, все было в точности так же как в моей камере за исключением беспорядка, который я развел у себя за недолгое время полета. Подойдя к «кормушке» я открыл дверцу и убедился что она пуста. Есть хотелось уже прилично, но как заставить «кормушку» выдавать питание по моему требованию я не знал. Пожав плечами я попытался включить терминал связи с Орпенном, но как и в моей каюте он был абсолютно нерабочим, пока сам Орпенн не желал поговорить со мной. Не тратя времени я вышел в коридор и направился обратно к трапу. Хотелось уже добраться к себе и, приняв теплый душ, согреться и поесть.
Страдая от холода и сырости, я добрался до спуска и через пару пролетов был на своей палубе. Оставалось пройти метров триста и я мог почувствовать себя в безопасности и тепле. Но не успел я сойти с трапа на площадку, как издалека сверху раздался довольно гулкий топот. Кто-то спускался по трапу палуб этак за десять-пятнадцать от меня. Это уже не бестелесный призрак, за которым я охотился и сомневался, а не плод ли он моего воображения. Это уже конкретные звуки причем не похожие на почти бесшумное передвижение автоматов Орпенна. Ожидая только самого плохого я зашел в коридор своей палубы и закрыл за собой массивную дверь герметично отделившую меня от пролетов трапа. |