— Если бы ты не вздумал геройствовать и не отправился спасать Силэтр из лап чудовищ, у тебя бы теперь не было такой жены, — возразил великан. — И троих детей у тебя бы тоже не было. Вместо этого ты до сих пор бы делил со мной Фанд, вот как. — Вэн закатил глаза.

— Да уж, ты отстоял право героизма на существование, точно! — сказал Джерин, и оба рассмеялись. Джерин продолжал: — Но я смотрю, ты тоже не рвешься в бой как прежде.

Вэн опустил глаза, изучая носки своей обуви.

— Да я уже и не так молод, как раньше, — сказал он, словно стесняясь это признать. — Хочешь не хочешь, а иногда приходится о том вспоминать. Кости ноют, взгляд потерял остроту, чутье тоже, и я уже не могу ублажать женщину трижды кряду каждую ночь. — Он покачал головой. — Если бы человек уже в юности понимал, сколько времени тянется старость, он бы больше наслаждался молодостью.

Джерин фыркнул.

— Если бы ты наслаждался молодостью больше, чем это делал, то кое-кто точно не выжил бы. Либо ты, либо мир. А может быть, и вы оба.

— Да, тут ты, пожалуй, прав, — согласился Вэн. — Но ты ведь только что сам сказал, капитан: я был героем, и что я теперь? Всего лишь приз для какого-нибудь жаждущего славы трокмэ, решившего повесить мою голову над своей дверью. Потому-то они и охотятся за мной каждый раз, когда я участвую в схватке, и меня это начинает уже утомлять.

— Тут ты прав, — согласился Джерин. — Это действительно утомляет. А те, что охотятся на тебя, всегда молодые, горячие, энергичные. И когда сам ты уже не так молод и не так горяч, но воевать все равно приходится, это превращается в работу. Мы чувствуем себя крепостными, которых отправили на поля полоть сорняки. Отличие лишь в том, что мы уничтожаем врагов, а не крапиву.

— Однако вырванная с корнем крапива не истребляет сама себя и не пытается избавиться от тебя, если ты оставишь ее на поле, — заметил Вэн и принял задумчивый вид. — А ты не мог бы убить Адиатануса с помощью колдовства, если тебе так уж не хочется воевать с ним?

— И ты туда же!

Лис смерил друга изучающим взглядом. Очень внимательным, выработанным в процессе разрешения споров между вассалами, а также крестьянами. Таким пытливым, что великан, несмотря на отменную боевую закалку, крякнул и переступил с ноги на ногу. Джерин сказал:

— Я мог бы попробовать урезонить Адиатануса каким-нибудь заклинанием. И попробовал бы, не опасайся я скорее отправить ко всем чертям себя, а не проклятого трокмэ. Маг-недоучка, занимающийся волшебством, подобен неумелому повару, хозяйничающему на кухне. Никогда не знаешь, что он сготовит, но нет сомнений, что результатом стряпни его окажется какая-нибудь бурда.

— О-хо! — Вэн снова покачал головой. — Ты столько лет уже принц, а цены себе так и не знаешь. Все твои колдовские проделки, насколько я знаю, всегда заканчивались успешно.

— Это потому, что знаешь ты мало, — возразил Джерин. — Спроси как-нибудь у Райвина о его ухе. Он вовсе не гордится этой историей, но тебе, возможно, расскажет. А смертоносные заклинания очень опасны. Их результаты исправить нельзя.

— Какой тогда смысл хранить все эти, как там… книги по волшебству в твоей книжной свалке, если они тебе не нужны?

— Я не говорил, что они мне не нужны, — отрезал Джерин. — Очень нужны, когда требуется сотворить какое-нибудь небольшое, надежное заклинание, ошибка в котором не чревата бедой… или в самых критических ситуациях, когда неудача в волшебстве не более опасна, чем бездействие. Урок же, который я собираюсь преподать Адиатанусу, не относится ни к тому ни к другому.