Они рассказали, что налетчики пребывают в большом волнении, как будто у них все пошло вкривь и вкось.
— Возможно… это лишь предположение… что я в том повинен, — ответил Джерин. — Если так, то лучшее, что мы можем сейчас сделать, это нанести им самый сильный, какой только сможем, удар. Для них это будет полной неожиданностью.
— А мы на это способны? — спросил Адиатанус.
— Конечно, — искренне сказал Джерин, хотя имел все основания предположить, что вождь трокмуа адресовал свой вопрос не ему.
По тону Адиатануса можно было подумать, что он обращается к своим богам, тем, что были повержены и напуганы Волдар и гради. Какой же ответ он получит и откуда? От них или из своего сердца?
После продолжительной паузы Адиатанус сказал:
— Что ж, лучше нам выступить против них. Если мы не пойдем на них, они пойдут на нас, это уж наверняка, и тогда не жди добра.
Поддержка, пусть только на словах, все же была поддержкой.
— Мы выступим завтра, мои люди с твоими, — сказал Джерин.
Адиатанус уставился на него. А Лис в свою очередь сердито уставился на него, полностью входя в образ сюзерена, разгневанного своим вассалом.
— Я сказал завтра, значит завтра. Причем рано утром, даже если для этого мне придется дать пинка под зад каждому из твоих ленивых сонных лесных дуралеев.
— Ленивых! — Адиатанус хлопнул себя ладонью по лбу. — Сонных? Ну, мы тебе покажем, негодник.
— Я на это надеюсь, — сказал Джерин. — Но если нет… — он махнул рукой в сторону своей армии, — я привел с собой достаточно элабонцев, чтобы расшевелить вас.
— Элабонцев? Подумаешь! — отозвался Адиатанус. — Элабонцы нам не страшны. Вот если бы вместо вас было столько же гради…
— Да пошел ты! — воскликнул Лис, и оба рассмеялись.
Некогда они пытались убить друг друга и, возможно, в будущем возьмутся за старое. Но пока у них имелись гораздо более неотложные причины для беспокойства, чем затянувшаяся вражда. Это рассуждение само по себе снимало с души Джерина камень. Он вовсе не был уверен, что Адиатанус окажется способен смотреть вперед, а не тянуться мыслями к прошлому. Да и вообще, в этом плане он сомневался даже насчет себя.
— Если ты прав, Лис, и мы разгромим гради… — Вождь трокмуа осекся, будто ему было очень сложно даже представить, что такое возможно. Через мгновение он продолжил: — Если мы это сделаем… то сотворим нечто… да уж, действительно нечто, точно тебе говорю.
— Время покажет, — ответил Лис. — Я всегда стараюсь напасть первым, если мне выпадает такая возможность.
— Это мне известно, — сказал Адиатанус, — ведь ты проделывал это со мной не раз, даже не хочу вспоминать, сколько именно. Пусть и с гради нам повезет… и не меньше.
— Звучит как тост, — сказал Вэн, — а только олух будет произносить тост, не имея под рукой выпивки.
Намек нельзя было назвать тонким, но и сам Вэн был далек от изысканной утонченности — в этом он гораздо больше походил не на элабонцев, а на трокмуа, среди которых живал в свое время. Однако, поскольку Адиатанус перенял элабонские манеры в большей степени, чем кто-либо другой из лесных дикарей, перебравшихся на южный берег от Ниффет, он вполне мог усмотреть в словах Вэна адресованную ему грубость. Но если и так, то почерпнутые у извечных врагов представления об учтивости не позволили бы ему показать, что она его покоробила. Он и не показал. Улыбаясь, он сделал знак Джерину, Вэну и остальным элабонским воинам следовать за ним в крепость. |