У земледельцев не хватало смелости убить его, а камни, которые они швыряли, лишь вскользь задевали беглеца, как будто боги защищали монаха. Он не чувствовал боли, и люди удивлялись этому.
Следом за одиноким монахом по дорогам брела девушка. Все видели, как вздымается девичья грудь под убогими одеждами.
Симму, ловко притворяясь невинной нищенкой, обманывала людей, читая книгу путешествия Зайрема по его следам. Смятые цветы означали, что ноги Зайрема топтали их. Пыль хранила его запах, деревья, в которых отразилась его тень, многое могли рассказать Симму.
В полдень черная птица, сидевшая на камне, на безмолвный вопрос Симму: «Не проходил ли здесь Зайрем?» — хрипло человеческим голосом прокричала: «Не проходил ли здесь Зайрем?» Симму, поколебавшись, подозвал птицу, подержал ее возле своих губ, что-то нашептывая, а потом пошел дальше.
Из всех прочих демонов эшвы были менее всего склонны к мстительности. Их жестокость рождалась и умирала мгновенно, все прошлое забывалось. Но Симму был и женщиной, и мужчиной одновременно, и он не забыл Беяша.
А новые неприятности начались месяцем позже. Беяш проснулся на заре, потому что какой-то хриплый и нечеловеческий голос за окном кричал:
— Беяш убил блудницу! Беяш, и никто другой. Монах, совершивший преступление, спал один в своей келье, как и все остальные монахи, и никого не было рядом. Когда же он проснулся и в ужасе огляделся, то заметил большую черную птицу, скачущую по подоконнику. Птица снова закричала:
— Беяш убил блудницу! Беяш, и никто другой.
Беяш решил, что все монахи в храме услышали этот крик, хотя на самом деле, кроме него, его никто не слышал. Несчастный зарылся в подушки и стал ждать, когда за ним придут. Но никто так не явился. Тогда монах осторожно выглянул из-под одеяла. Ужасная птица исчезла.
«Плохой сон, — решил Беяш. — Я совершил мерзкое деяние и поэтому должен задобрить всевидящих богов. Я должен их убедить, что поступил верно».
Беяш встал непривычно рано для себя и, отказавшись от завтрака, возложил пищу на алтарь одного из богов. Он помолился и облобызал ноги вырезанных из слоновой кости изваяний. Но когда Беяш поднял взгляд, то снова увидел черную птицу — и это уже не было сном, — взгромоздившуюся на голову серебряного пророка. Птица опять заорала:
— Беяш убил блудницу! Беяш, и никто другой. Убийца рухнул на пол, а потом бросился вон из храма. Но, выбегая, он столкнулся со своими приятелями-монахами. Они решили расспросить приятеля, в чем дело. Пока Беяш бормотал что-то невнятное, птица вдруг подлетела и уселась ему на плечо. Несчастный побелел, как мел, и в отчаянии ждал, когда она заговорит. Но на этот раз птица почему-то молчала, только искоса поглядывала на убийцу одним глазом. Монах попытался согнать птицу, но та не улетала. Она вцепилась в его плечо, как будто Беяш был для нее самым любимым существом на свете.
— Беяш завел себе птичку, — засмеялись монахи. Птица так и не улетела. Весь день она сидела на плече Беяша. Во время трапезы она клевала с его тарелки и пила из его чашки.
— Смотрите, эта птица просто обожает Беяша, — умилялись остальные монахи.
На ночь она устроилась в его келье, усевшись на подушку, — монах так и не смог ее прогнать. Несчастный лежал, словно окаменев, стараясь не заснуть, опасаясь ее когтей и клюва. Когда, наконец, измучившись, он задремал, птица заорала ему прямо в ухо:
— Беяш убил блудницу! Беяш, и никто другой.
Но при людях она всегда молчала.
«Может, она и дальше будет молчать», — подумал Беяш.
Но глаза птицы, похожие на бусины, пугали его. «Может, — говорили эти глаза, — в один прекрасный день я не стану молчать». Беяш перестал есть. |