В ней был свой особый шарм, и сейчас, впрочем, как всегда, я не могла бы составить о ней определенного мнения.
Я попросила принести мою шкатулку с драгоценностями и, выбрав жемчужное ожерелье, надела его на шею сестры.
Глаза ее наполнились слезами. В порыве чувств, забыв об этикете, она обняла меня и поцеловала. Может, она и вправду поддалась чувству? Или удачно сыграла?
Через секунду она отпрянула от меня, как будто испугавшись своей смелости.
– Ваше Величество… сестра… простите меня, – проговорила она, смущенно потупившись.
В ответ я притянула ее к себе и поцеловала в щеку.
– Ты быстро поправишься в Эшридже – там здоровый климат.
Аудиенция была закончена.
Ренар неодобрительно покачал головой, услышав, что я разрешила ей уехать.
– Я бы предпочел, чтобы эта дама всегда находилась в поле зрения и мне было бы известно, чем она занимается, – сухо заметил он.
Елизавета не давала покоя Ренару. Пока он не будет уверен, что от нее удалось избавиться – отправить, например, за границу или в могилу, он не перестанет нервничать. Я боялась, что против нее могут изобрести любое обвинение и тогда… Нет, я не хотела убивать сестру. Может быть, выдать ее замуж?
Император тоже подумывал об этом. Он предложил обручить Елизавету с принцем Пьемонтским.
Но она наотрез отказалась, ведь ее заветной мечтой был английский трон.
Ренар возмущался, поносил ее всякими словами, обвинял меня в нерешительности. Мне даже подумалось, что он по-своему восхищается ею, и будь королевой не я, а Елизавета, они быстрее нашли бы общий язык.
Рассчитывать на то, что Елизавета согласится выйти замуж, не приходилось – она по-прежнему оставалась головной болью для посла императора.
Прошло Рождество. И вот, в январе 1554 года Гардинер раскрыл заговор.
К тому времени слухи о моем предполагаемом браке с Филипом Испанским уже передавались из уст в уста. И реакция, как я и ожидала, была негативной.
Первым ко мне явился посол Франции. Он стал говорить, что Филип захочет играть первую скрипку, а я должна буду во всем уступать. На мое замечание, что я как– никак королева и не собираюсь отрекаться от престола, де Ноайль возразил, что от мужей можно ожидать чего угодно. А уходя, добавил, что его господин, король Анри Второй, относится к этому браку отрицательно.
Для меня это не было новостью. Французам был невыгоден альянс Англии и Испании, и они готовы были предотвратить его любой ценой.
Мое же положение с каждым днем становилось все хуже. Хоть я и была королевой, но опасность подстерегала меня со всех сторон – слишком уж алчные взоры были устремлены на корону. Женские взоры – следует заметить. Претенденток было три. Первая – леди Джейн Грей, находившаяся в Тауэре, но те, кто стоял за ней, были на свободе. Вторая – Елизавета, сгоравшая от нетерпения занять мое место. И, наконец, третья – юная шотландская королева Мария, вышедшая замуж за дофина Франции, что заставляло Анри Второго строить далеко идущие планы и не выпускать меня из виду.
Французского короля в этой ситуации, естественно, не мог радовать мой брак с Филипом Испанским.
С того самого момента, как мой отец вознамерился отделаться от моей матери, я не знала покоя. И сейчас мое положение не только не изменилось к лучшему, а скорее наоборот – стало еще более опасным.
Мне, как никогда, нужна была поддержка. Я мечтала о сильном мужчине, который подставил бы мне свое плечо и помог бы справиться с многочисленными врагами.
Филип Испанский представлялся мне именно таким мужчиной. Выйдя за него замуж, я имела бы за своей спиной могущество Испании. Этот брак был мне нужен.
Однако слухи о моем замужестве вызвали большой переполох.
Сильное разочарование постигло Эдуарда Коуртни, который делал вид, что неравнодушен ко мне. |