– За исключением одного… – грустно заметила мать.

– Это не больше чем намек, высказанный епископом Тарбским… Но мы же знаем, что это не так, – графиня снова запнулась, глядя на меня, – ничего особенного. Просто король…

– Просто ему нужны сыновья, – продолжила мать.

– Он во всеуслышание заявил, что, если бы ему пришлось жениться вновь и он не счел бы это грехом, он женился бы только на вас.

– Слова, – с горечью произнесла моя мать, – слова, призванные скрыть правду.

Они долго сидели молча.

– Но ведь они ничего не решили, – сказала наконец графиня, оживившись.

– Полагаю, король весьма ими разочарован. Он очень надеялся, что вопрос будет решен.

Графиня взяла руку королевы и крепко сжала.

– Этого не будет. В церкви есть хорошие люди, и они не допустят этого… Народ – тоже.

– Боюсь, что вы недооцениваете ту решимость, с какой король взялся за дело.

Затаив дыхание, я наблюдала за ними. Мне стало ясно, что развод затянется надолго.

Посол Испании прибыл в Гринвич и попросил аудиенции у королевы. Они долго беседовали. Узнать мне ничего не удалось, так как графиня ходила с отсутствующим видом и подступиться к ней было невозможно. Мне было обидно, что они по-прежнему считают меня ребенком, в то время как на карту поставлено мое будущее. Все равно ведь рано или поздно я обо всем узнаю!

Узнала же я, что сказал епископ Тарбский, – все секреты во дворце быстро становились известны. А он еще во время торжеств по случаю приезда французов выразил сомнение – если брак короля признают недействительным, то не бросит ли это тень на принцессу, и что скажет король Франции, который был готов женить своего сына на принцессе Уэльской, наследнице английского престола, а не на незаконнорожденной дочери короля.

Генри Фитцрой тоже был незаконнорожденным.

Так, дело о законности брака родителей непосредственным образом затрагивало мои интересы. Причем многие, в том числе и отец, не встали на мою защиту.

Отец, боявшийся Божией кары за греховное сожительство с вдовой брата, мог бы согласиться с мнением уважаемого всеми епископа Рочестерского. Но не захотел.

На то у него были свои причины.

Именно тогда я впервые услышала имя Анны Болейн.

А тем временем в Европе произошло событие, потрясшее весь христианский мир. Священный город был разграблен солдатами. Римские святыни были поруганы. Даже в страшном сне такое не могло бы присниться. Подробности я узнала от Реджинальда.

– В истории, пожалуй, не было подобной трагедии, – сокрушался он, – это совершили солдаты Бурбона под водительством одного из его коннетаблей.

– Французы?..

– Нет. Бурбон уже давно воюет на стороне императора Карла против Франциска.

– Значит, это сделали союзники императора!

– Если бы он знал, он не допустил бы взятия Рима. Да и сам Бурбон, будь он в живых, сумел бы остановить солдат. Но его убили сразу, как только начался штурм. Уверен, что он не хотел брать Рим. Но его солдаты, месяцами не получавшие жалованья, голодные, злые, без труда вошли в город, который и не пытался сопротивляться. Где еще они видели столько богатства? Кто мог заплатить им за их службу? Только они сами. Мародерство стало для них наградой за победы в боях. И они надругались над Римом – крушили, ломали, брали все, что попадалось под руку.