Из этого в первую очередь следует, что в мирное время у армии нет Дела и подчинить ее людей можно только на­чальникам — «бюро». А так как войны, к счастью, редки, то подавляющее количество времени армия представляет со­бой чисто бюрократическую организацию. Заложенные в ее боевых уставах делократические принципы управления являются для военных чистой теорией, которую можно за­учить, но нет возможности использовать. Это, кстати, не мо­жет не сказаться на первоначальных этапах войн. Начинают войны организации, полностью обюрократившиеся, больше, чем другие, так как в обществе организаций, не имеющих Дела вообще, все-таки не много.

Вторая особенность — это резкое различие власти Дела внизу и вверху. Вообще видовой признак бюрократиче­ских систем управления Делом: чем дальше вверх от Дела, тем меньше людей, зависящих от него, а не от начальника. В армии это различие очень велико.

Делает Дело армии солдат, непосредственно уничтожаю­щий врага. Солдат-бюрократ — это самоубийца. Власть Дела над ним огромна, поскольку у его Дела наказание и поощ­рение огромны — смерть и жизнь. Солдат не может не под­чиняться Делу, а вместе с ним и командиры, удаленные от Дела на расстояние, при котором оно способно их «дос­тать». Однако по мере снижения опасности от Дела резко возрастает опасность от «бюро», которое может наказать ни­жестоящих не менее сурово. Например. Во время Великой Отечественной войны в боях погибли 345 наших генералов. Кроме этого, разжаловано и расстреляно своими 20 генера­лов (потом реабилитированных). Один расстрелянный на двенадцать убитых в бою — это уже достаточно ощутимо. А с повышением звания и должности соотношение еще кру­че — на трех убитых командующих фронтами (Кирпонос, Ватутин, Черняховский) приходится один расстрелянный (Павлов, кстати, Герой Советского Союза).

Генералу трудно быть делократом. Вероятность смерти от руки врага для него такая же, как и вероятность разжа­лования, а то и смерти по приказу своих начальников. Им требуется мужество особого рода — такое, когда не боятся ни врага, ни начальника. Образно говоря, идеальный ге­нерал — это либо «дуб», который убежден, что он едино­начальник в своем Деле, и считает это основанием послать подальше всех остальных, невзирая на лица и звания, так сказать, генерал прусского типа; либо Человек, для которо­го ответственность за Дело становится выше жизни, чести, славы, генерал типа князя Дмитрия Донского (о котором мы скажем в свое время).

Замечу, что «прусский тип» — название условное, просто автору в этот момент вспомнились заметки русского гене­рала Драгомирова, который в 70-х годах XIX века был на­блюдателем при прусской армии во время войн Пруссии с Австрией и Францией. Он писал, что прусский генерал не может допустить вмешательства в свое управление войска­ми, и если такое последует от вышестоящего начальника, то он уйдет в отставку немедленно.

Здесь мы можем вспомнить и Г.К Жукова, который в 1941 году ушел с поста начальника Генерального штаба, не согласившись с приказом Сталина о запрете отвода войск от Киева.

Уместно вспомнить и Л. Д. Троцкого — номинального Главнокомандующего Красной Армией в годы Гражданской войны. Номинального именно потому, что, по его словам, он всю войну провел в спецпоезде непосредственно на фрон­тах, в армиях и даже в дивизиях. И вызывают сомнение как военачальники те генералы Красной Армии, которые в по­следующем стали сторонниками Троцкого, то есть те, кто одобрял его вмешательство в свои Дела.

Поясним эту мысль на примере — эпизоде боевой служ­бы генерала Петрова, талантливо описанной писателем Карповым в романе «Полководец». К командующему фрон­том Петрову, готовящему операцию по освобождению Крыма, посылают члена Ставки Верховного Главнокомандующего маршала Буденного.