Боярские дворы с хоромами, амбарами, клетями, заборами высокими. А церквей по Москве не счесть…

Санька ожидал увидеть молодого великого князя в Москве, однако, узнав, что государь отправил его в Новгород, был удивлён. Тем паче что с Иваном снова поехал дьяк Посольского приказа Фёдор Топорков.

Значит, Иван Третий остался недоволен деяниями молодого князя в Новгороде, его первым посольством. Да и угодил ли? Письмо государя дьяк посаднику вручил, ответ новгородцев у великого князя неудовольствия не вызвал. Тогда отчего послал молодого великого князя сызнова в Новгород? Отправил по первой оттепели, когда после зимних морозов открываются болотные хляби и дороги становятся опасными и почти непроезжими?

Задумался Санька: видно, не всё посольство как надо правил княжич Иван, чего-то не исполнил. Вот и пришлось тому снова отправляться в Новгород…

Вспомнил Санька первую поездку в Новгород, опасные топи и гати, какие предстояло преодолеть молодому великому князю. И захотелось служивому отроку Ненашеву быть вместе с ним, а коли потребуется, и трудности сообща преодолевать. Уж кто, как не Санька, так хорошо знал молодого князя Ивана.

В те отдалённые времена, в XIV-XV веках, фамилии на Руси только образовывались и людей звали по имени, самое большее — добавляли отчество. А женщин, как правило замужних, с прибавлением имени мужа.

Когда Исаак Андреевич Борецкий женился и ввёл в свой боярский дом довольно неказистую, но крепкотелую девицу Марфу с не по-женски широкими надбровьями, он, избранный новгородским вечем посадником, душевно терзался, опасаясь, что, когда смерть приберёт его, Марфа не сбережёт накопленного им добра.

Но она, родив ему дочь и сыновей, оставшись вдовой, так повела хозяйство, что вскоре подмяла под себя весь богатый север с его сольницами и ловами, амбарами и коптильнями.

Усадьба Марфы-посадницы всем новгородским теремам терем. Рубленный из лучших пород дерева в два полновесных яруса, с оконцами, где стёкла отливали и серебрились в любую погоду. Девки не сидели без дела, и дворовые мужики не гуляли. Знали, у Марфы хлеб отрабатывать надобно.

А за всем этим догляд вёл дворецкий. Злые слухи давно по Новгороду гуляли: дескать, меньший Марфин сыночек чем-то на дворецкого Прохора смахивает. Однако то были все разговоры, а, как известно, Марфа всех в кулаке своём держала, не только семью, но и дворовых, и работников.

В то утро, призвав Дмитрия в свою горницу, Марфа слушала отчёт о его поездке к великому князю литовскому.

Сурово сдвинув брови, она допрашивала сына, то и дело замечая:

— Не части, сказывай обстоятельно, как ехали, где ночевали и не вёл ли ты какие разговоры с кем?

Встряхивая кудрями, Дмитрий пересказывал матери со всеми подробностями путь, какой проделали они с Архипом. Одно утаил: как, возвращаясь, завернул в шинок, щец горячих похлебать, и там случилось такое…

Однако Марфу не то интересовало. Она ждала услышать рассказ о том, как воспринял Казимир желание бояр новгородских стать под его руку.

Насупившись, Марфа постукивала ладонью по аналою.

— Так что, готов ли Казимир взять Новгород под свою руку и станет ли защищать нас от Москвы?

И насторожилась, услышав, что Казимир готов взять под покровительство Новгород, ежели жители поклонятся великому князю литовскому. На вече попросят, и тогда он, Казимир, примет Новгород, как принял русских князей Вяземских, Глинских и иных, веру их оставил, землями наделил и вольностями жаловал.

Слушала Марфа, а Дмитрий не понимал, как мать к словам Казимира отнеслась. У него давно уже сложилось мнение: от Москвы Новгороду подалее надобно держаться. В Новгороде они, бояре да люди торговые, — хозяева, как порешат, так тому и быть. А под власть великого князя Московского попадёшь — и вольностям конец. Нет, не по пути новгородцам с Московией…

Голос матери прервал размышления Дмитрия:

— О чём задумался? Поди, мысли грешные одолевают? Ты не жеребёнок-стригунок, как Федька.