Этого было достаточно, более чем достаточно. Если после этого катаклизма останется в живых хоть один свидетель, Сюневульфа навеки проклянут по всей стране.

— Встать! — Радгар бросил меч и обеими руками поволок воющего монарха навстречу фюрдраку. Из пола били фонтаны лавы. Одежда на жирном мерзавце загорелась. Башмаки Радгара — тоже. Вскрикнув, он откатился в сторону, скорчившись от боли. Сюневульф исчез в потоке лавы, хотя сквозь дым казалось, будто дракон поднял его обеими руками и с любопытством наблюдал, как тот превращается в пепел.

7

Радгар снова взял себя в руки. Обмороками и истериками можно будет заняться и позже. Первым делом нужно было совладать с этой злобной тварью, пока она не убила всех находившихся в зале. Он снова схватил меч, а также — повинуясь неясному инстинкту, говорившему, что это очень важно и что ее нельзя терять — золотую корону Бельмарка.

— Я дал ему заметить меня, — говорил когда-то отец, — а потом бросился как выдра к воде. — Впрочем, отец встречался со своим фюрдраком на открытом воздухе. Этот же закрывал ему единственный выход.

Каким-то образом ему нужно привлечь к себе внимание дракона и вывести его тем же путем, что он попал сюда. Если он просто разъярит его, тот может броситься прямо на фюрд. Если он не сделает что-нибудь, и быстро, все зажарятся или задохнутся. Он вздрогнул, но бросился на монстра.

Ударить, проскочить мимо и продолжать бег — задача простая, но почти наверняка невыполнимая. Чудовище снова обрушилось, превратившись в бесформенную кучу перед тем, как еще раз принять человеческое обличье. Почему оно предпочитает эту форму? Крича от ярости и боли сразу, он вскарабкался по склону. Нацелившись туда, где находилось бы сердце, будь дракон настоящим человеком, он вонзил меч в трещину, надеясь перебраться через некое подобие плеча, спуститься с той стороны и бежать к выходу. Этого ему не удалось. Он ожидал, что клинок встретит какое-то сопротивление, но расплавленные внутренности этой мерзости оказались жидкими как вода, так что меч ушел по самую рукоять. Здоровый кусок наружной коры отломился, отворив поток огня и лавы. Этот поток снес Радгара вниз и прокатил по полу до тех пор, пока тот не врезался в стену и не остался лежать там, беззащитный перед монстром.

Дракон не бросился на него, как он ожидал. Он взревел так, словно и ему было больно, и ринулся прямо на боковую стену, мгновенно рассыпавшуюся пеплом. Радгар был весь избит и исцарапан, но за стеной открылись дождь и сырая холодная земля, поэтому он выбрался из развалин и бросился туда. Дичь его убегала, и, подобно гончей, он должен был преследовать ее; его безумная ненависть горела жарче, чем сам дракон.

Среди горожан нашлись безумцы, сбежавшиеся смотреть, как горит Сюнехоф. Они бросились врассыпную, когда из дома на них вырвался дракон — он бежал почти так же быстро, как человек… ну, например, как серьезно раненный человек на сбитых ногах.

Подобно пыльному смерчу в поле, фюрдрак несся через Варофбург, словно пытаясь убежать от преследовавшей его маленькой фигурки. Что бы там ни рассказывал отец про преследовавшего его фюрдрака, здесь все происходило наоборот: этот дракон убегал. Окутавшись паром и огнем, он старался следовать по улицам, но время от времени срезал углы, и тогда дома сразу исчезали в языках огня, разбрасывая вокруг пылающие обломки. Только проливной дождь и широкие промежутки между домами спасли город от полного разрушения. Позже Радгар не мог вспомнить почти ничего об этой сумасшедшей погоне. Какой-то скрытый охотничий инстинкт продолжал гнать его вперед, и он бежал, забыв про боль и усталость, почти обезумев от ярости. Вот, оказывается, для чего людям злость! Раз или два его дичь сбавила ход, словно для того, чтобы повернуться и драться.