Ролло назначили командовать гарнизоном крепости. Сначала Гутред в приступе победного ликования объявил, что крепость теперь принадлежит ему и станет королевским оплотом в Нортумбрии, но я отвел его в сторону и велел отдать Дунхолм Рагнару.

— Рагнар будет твоим другом, — сказал я ему, — и, можешь не сомневаться, он удержит Дунхолм.

Признаться, мне это тоже было на руку: Рагнар станет совершать набеги на земли Беббанбурга и держать моего предателя дядю в постоянном страхе.

Итак, Гутред отдал Дунхолм Рагнару, а Рагнар временно, пока мы отправимся на юг, передоверил крепость Ролло и оставил ему всего тридцать человек. Больше пятидесяти побежденных людей Кьяртана принесли клятву верности Рагнару, но предварительно он тщательно их проверил и убедился, что ни один из этих воинов не принимал участия в сожжении дома, в огне которого погибли его родители. А все, кто помогал свершиться тому злодеянию, были убиты, до последнего человека. Оставшимся предстояло поехать с нами: сперва в Кетрехт, потом — чтобы сразиться с Иваром.

Ну что же, полдела было сделано. Кьяртан Жестокий и Свен Одноглазый мертвы, но Ивар еще жив, а ведь Альфред Уэссекский, хотя и никогда не говорил этого прямо, желал и смерти Ивара тоже.

Поэтому мы поехали на юг.

Глава одиннадцатая

Мы отправились в путь на следующее утро. Ветер отнес дождевые тучи на юг, и чисто вымытое небо покрывали маленькие, быстро несущиеся облачка. Мы выехали из высоких ворот Дунхолма, оставив Ролло охранять крепость и сокровища Кьяртана.

Если мы сумеем победить Ивара и останемся живы, то разделим эти сокровища между собой и мигом станем состоятельными людьми. Я получу куда больше, чем оставил в Фифхэдене, и вернусь к Альфреду богатым человеком, одним из самых богатых в его королевстве.

Мы последовали за штандартом Рагнара с орлиным крылом и под ликующие крики двинулись к ближайшему броду через Виир.

Брида ехала рядом с Рагнаром, Гизела — рядом со мной, а Тайра не покидала Беокку. Я так никогда и не узнал, что сказал ей Рагнар в доме Кьяртана, но теперь она относилась к брату спокойно. Ее безумие прошло. Выглядела Тайра очень прилично: ногти ее были подстрижены, волосы причесаны и прикрыты белым чепцом, и в то утро она приветствовала брата поцелуем. Правда, вид у нее был все еще несчастный, но у Беокки находились для бедняжки слова утешения, и она впитывала их, словно они были водой, а она — умирающей от жажды. Беокка и Тайра ехали рядом на кобылах, и священник за беседой в кои-то веки забыл о неудобствах верховой езды. Я видел, как он жестикулирует во время разговора здоровой рукой.

Позади него слуга вел в поводу вьючную лошадь, которая везла четыре больших алтарных креста из сокровищ Кьяртана. Беокка потребовал, чтобы кресты вернули в церковь, и мы не стали возражать: ведь священник доказал, что он герой не хуже любого из нас. А теперь он наклонился к Тайре и что-то увлеченно ей доказывал, а она улыбалась.

— Через неделю Тайра станет христианкой, — сказала мне Гизела.

— Раньше, — отозвался я.

— Что же с ней происходит? — спросила моя возлюбленная.

Я пожал плечами.

— Полагаю, Беокка уговаривает Тайру отправиться в монастырь.

— Бедняжка.

— По крайней мере, там она научится послушанию. И узнает, чем грозит число тринадцать.

Гизела стукнула меня по руке, причинив больше боли себе, чем мне.

— Я поклялась, что если снова тебя найду, то больше уже никогда не оставлю, — сказала она, потирая костяшки пальцев, ободранные о мою кольчугу. — Никогда! Слышишь?

— Но как ты могла самовольно отправиться с нами? И почему не подумала, что воинов не должно быть тринадцать?

— Потому что я знала, что собаки будут на нашей стороне, — просто ответила она.