— Прочь. Все прочь!..

— Ваше Величество!

— Прочь, я сказал!

— Ваше Императорское Величество!

Кто это? Всего лишь паж?! Да как он посмел! Тот, почувствовав нарастающий гнев Повелителя, рухнул на колени, торопливо забормотал:

— Ваше Величество! Простите мне мою дерзость, но я знаю, как исправить положение!

— Что?!

Мальчишка распростёрся ниц.

— Умоляю, Ваше Императорское Величество!

— Говори, червь!

— Им нужно показать трофейные киноленты, которые мы захватили у пленных!

Гробовая тишина воцарилась в пустом зале. Затем император внезапно улыбнулся и произнёс:

— А ведь ты прав… Далеко пойдёшь, мальчик…

Кормили сытно, но непривычно. Люди молчали. Даже завязавшиеся было знакомства вдруг стали распадаться. Обычно люди группируются возле земляков, родственников, знакомых. А тут — сами по себе. Молча, торопливо орудовали ложками из того же неизвестного прежде невесомого материала. Глотали куски непривычно мягкого мяса, почти не прожёвывая. Глотали сладкие неизвестные напитки. Мишка, допив жидкость, вздохнул:

— Эх, чайку бы…

И осёкся, поймав ненавидящий взгляд сидящего напротив такого же лысого, как и он сам. Хотел было спросить, но решил смолчать. Внезапно вновь прозвучал уже знакомый заунывный сигнал, призывающий к вниманию, и прозвучал уже другой голос:

— Чтобы вы не обвиняли нас во лжи, мы решили показать вам некоторые материалы, захваченные у пленных республиканцев. Предупреждаем сразу, что зрелище не для слабонервных…

В воздухе вспыхнуло объёмное изображение, и парень похолодел, настолько реально всё было. Словно он стоял у открытого окна и наблюдал за происходящим. В неестественно ярких тонах, со звуком. Снова не выдержал, обратился к соседу:

— Слушай, они что, кино нам, что ли, показать решили?

И снова ненавидящий взгляд в ответ…

Вначале показали атаку. Огромные, невиданные доселе танки медленно плыли над равниной. Затем пошли пушки. Почему-то с квадратными стволами, которые не дёргались, застыв неподвижно. Только с их стволов вдруг время от времени слетали молнии, образуя кольцевые разряды, да ржавые струи раскалённого воздуха указывали путь снаряда. Суетились невиданные механизмы, производя зарядку с нечеловеческой точностью и скоростью. Так же подвозили боезапас. Потом в больших, похожих на бруски, машинах в атаку пошла закованная в доспехи пехота. Камера показала панораму города, расположенного внизу, в долине. Видимо, когда-то это было густонаселённое место, застроенное плотно стоящими один к одному высоченными, в несколько десятков этажей, домами. Теперь почти всё было затянуто сплошной пеленой… Вот машины с пехотой остановились, и из них посыпались бойцы. В уродливых доспехах, с оружием наперевес. Засверкали молнии, солдаты ринулись на штурм. А потом началось самое страшное… Пытки. Казни. Всё это смаковалось. Оператор старался занять самые выгодные ракурсы. Вот кого-то сажают на кол. Вот снятая с живого человека кожа, и тот — блестящий, залитый кровью, извивающийся в безумном крике с выпученными глазами. Разорванные на части тела. Сожжённые заживо дети. Снова насилие. Казни. Пытки… Михаил смотрел словно заворожённый. Он не видел такого ужаса даже на освобождённой территории. Нет, немцы тоже не щадили никого и ничего, жгли всё подряд. Но до такого вот наслаждения смертью не опускались. Да и свирепствовали в основном предатели-националисты, если уж быть честным. Внезапно просмотр прервали булькающие звуки — соседа, что сидел напротив, рвало. Вначале едой, потом — желчью. Наконец тот перестал, вытер рукой рот, пробормотал вполголоса:

— О, Mein Gott!

Немец?! Твою ж мать… Влип… Изображение погасло.