Депрессия — это что-то вроде квантовой физики мыслей и эмоций. Она обнажает то, что обычно спрятано.

Возможно, эволюционные психологи правы: мы, люди, эволюционировали слишком далеко. Цена того, что мы единственные на планете существа, которые всецело понимают мироздание, высока: только мы способны ощутить всю тьму Вселенной.

Тщетная надежда

Мои родители приехали в аэропорт. Они выглядели одновременно усталыми, счастливыми и обеспокоенными. Мы обнялись и поехали домой.

Мне было лучше. Действительно лучше. Всех демонов я оставил на Средиземном море и теперь чувствовал себя нормально. Снотворное и диазепам я все еще принимал, но уже не нуждался в них. Мне просто нужен был дом. Я хотел, чтобы мама и папа были рядом.

Все еще испытывая некоторое волнение, я чувствовал: мне было лучше. Мне было лучше.

— Мы так волновались, — повторяла мама одну и ту же мысль в 87-ми вариациях.

Сидевшая на переднем пассажирском сиденье, она обернулась на меня и улыбнулась, но улыбка ее не была радостной, а к глазам подступали слезы. Я чувствовал груз печали матери от осознания того, что ее сын не оправдал надежд, а также груз любви и надежды, которая оказалась тщетной.

Но.

Мне было лучше. Чувствовал я себя изрядно потрепанным, и это было понятно. Самое главное, что мне правда было лучше. Я все еще мог надеяться дожить до 97 лет, стать юристом, нейрохирургом, альпинистом или режиссером театра. Жизнь только начиналась. Начиналась. Начиналась.

Мне нужен был дом. Я хотел, чтобы мама и папа были рядом.

За окном была ночь. Ньюарк был местом, где я вырос и куда всегда возвращался. Торговый город с населением 40 000 человек. Раньше мне так хотелось вырваться оттуда, а теперь я вновь приехал сюда, но это не страшно. Я думал о детстве, о счастливых и несчастных школьных днях, о битве за самооценку. Мне было 24 года. Дорожный указатель казался знаком судьбы: «Ньюарк 24». Мы знали, что это произойдет. Не хватало лишь моего имени.

Помню, как мы все ели за кухонным столом и я говорил совсем немного, просто чтобы показать, что я не сумасшедший и не нахожусь в депрессии. У меня все нормально. Я не сумасшедший и не в депрессии.

Помнится, на ужин был рыбный пирог. Думаю, его приготовили намеренно. Комфортная еда. Она улучшала мое состояние.

Появилась некоторая затуманенность, фокус в моей голове словно сместился.

Мы сидели вокруг стола и ели рыбный пирог. Было 22.30. Спустившись в туалет на первом этаже, я включил там свет. Стены в туалете были темно-розового цвета. Помочившись, я смыл воду и стал замечать изменения в своем сознании. Появилась некоторая затуманенность, фокус в моей голове словно сместился.

Мне лучше. Мне лучше. Но я уже начал в этом сомневаться. Лишь капля чернил падает в стакан и очерняет всю воду в нем. В тот момент, когда я понял, что мне нехорошо, я осознал, что все еще очень болен.

Циклон

Сомнения подобны ласточкам: они всегда следуют друг за другом и собираются в стаи. Уставившись на себя в зеркало, я смотрел на свое отражение до тех пор, пока мое лицо не перестало быть моим. Вернувшись к столу, я сел и никому не сказал, что испытал. Рассказав о своих чувствах, я только усилил бы их. Если бы я вел себя спокойно, то и самочувствие мое тоже стало бы чуть более нормальным. Поэтому я решил вести себя адекватно.

— О, вы только взгляните на время! — сказала мама с драматичной обеспокоенностью. — Мне завтра рано вставать в школу. (Она работала завучем в начальной школе.)

— Иди спать, — сказал я.

— Да, идите спать, Мэри, — поддержала меня Андреа. — Мы сами разберемся с кроватями и со всем остальным.

— В его комнате есть кровать и матрас на полу, но мы с удовольствием уступим вам нашу постель на сегодня, — сказал отец.