— Отправляйтесь в море, пока еще молоды, — продолжал глумиться Хоби. — Весь мир будет лежать у ваших ног. Остров Рук в Кансленде. Мадагастат в Скории, где правят магометанские цари, черные лицом, словно черти, и царицы-распутницы, готовые лечь с любым мужчиной.

Тогда ли это случилось? Воздух Англии вдруг стал душным и знойным, а Эйвон засиял в лучах солнца подобно Нилу, воды которого кишат змеями. Уилл отчетливо увидел смуглый восточный профиль, лицо царицы с золотой монеты и галеоны, плывущие в далекое царство. Он с трудом сглотнул, отгоняя от себя это призрачное видение, и нашел в себе силы съязвить в ответ:

— Скажи еще, что сам когда-то нагружал галеоны золотом, амброй, мускусом и рогами единорога, но потом твой корабль потерпел крушение, и с тех пор тебя преследуют несчастья.

— Ничего, будет и на твоей улице праздник, — сказал Хоби, ничуть не смутившись тем, что его собственные россказни были только что повторены слово в слово. — Я-то уже пожил на этом свете и многое повидал. Видел я и морских чудовищ, и рыб, лазающих по деревьям, словно мальчишки за яблоками. Довелось мне отведать и мяса верблюда, и побывать в тех краях, где живут людоеды с глазами на груди…

Ричард сосредоточенно расковыривал засохшую болячку на нижней губе и разинув рот слушал Хоби; Энн молча шлепнула его по руке,

— А вы когда-нибудь бывали в море, среди огромных волн, похожих на разинутые пасти свирепых гончих, когда пронзительно завывает ветер, а солнце такое яркое, что может запросто растопить человеку глаза, если только он не зажмурится?

— И тогда он больше ничего не сможет видеть, — с идиотской прямотой добавил Гилберт.

— Ладно, хватит болтовни, — сказал Уилл, словно настоящий джентльмен. — Нам пора идти.

— Итак, — проговорил Хоби, пошатываясь и стаскивая с головы свою дырявую шляпу, под которой обнаружились свалявшиеся сальные лохмы неопределенного цвета, — пришло время поклониться в ножки благородному господину. А то их светлость уже недовольно сопит через дырочки своего длинного носа. Пощады, милости и защиты! Окажите мне такую честь и позвольте поцеловать ваш грязный башмак. — И пьяница попытался сделать реверанс, согнувшись в таком низком поклоне, что едва не упал. Энн и Ричард снова засмеялись.

Юному джентльмену Уиллу стало жаль этого незадачливого и вконец изолгавшегося беднягу, у которого так дурно пахло изо рта, и мальчик вспомнил о единственной монетке в своем кошельке. Ее дала ему одна дама (имени ее он не помнил), которой Уилл доставил пару великолепных лайковых перчаток в прошлую среду. Дама тогда сказала что-то вроде «вот, возьми, мальчик, это тебе за труды», и он смущенно покраснел. Теперь же Уилл не задумываясь достал монету и сказал: «Вот, возьми». Оба брата и сестра молча глядели на него; Хоби тоже недоуменно воззрился на благодетеля, но деньги взял. Потом он все же не сдержался и крикнул вслед тем, кого обычно презрительно называл Чакспирами или Каспирами:

— Послушайся моего совета, парень! Иди в море! Здесь, на суше, тебе не жизнь.