Может, из-за этого?

Новый президент Эквадора первым делом снял статус заповедника с Галапагосских островов. Это был один из последних заповедников в мире, хранивших жизнь Океана. Да нет, конечно не спас бы он эту жизнь в любом случае, вы что, с ума сошли? Так, продлил бы лет на пятнадцать-двадцать. А теперь китайские браконьеры (нет-нет — теперь уже законные рыбаки!) уничтожат все живое, и в первую очередь акул — самых древних и самых красивых обитателей океана — года за два. Насовсем.

Два года или пятнадцать — велика ли разница?

Я написал письмо этому президенту. Написал и отправил, чувствуя себя полным идиотом. Даже не Дон Кихотом, бьющимся с мельницей, а блохой, пытающейся укусить самолет.

Ребята, я совсем не романтик. Я очень трезвый и практически мыслящий человек. И все-таки. Может, что-то произойдет?

Какое-нибудь чудо?

Форс-минор

Форс-мажор —  это обстоятельства непреодолимой силы, позволяющие партнеру отказаться от обязательств, указанных в договоре. Я, типа, отказываюсь от соблюдения своих обязательств, потому что у нас тут землетрясение. Или упал метеорит. Или нас всех косит чума.

Давайте-ка я вам лучше расскажу про форс-минор. Некоторое время назад у меня на пальце ноги выросла маленькая шишечка. Вещь совершенно безвредная — если ходить босиком. А вот ботинок создает затруднение. Потому что ботинки на нее не рассчитаны. В результате я исстрадался и позвонил знакомому доктору. Знакомый доктор позвонил знакомому хирургу, и тот согласился меня принять. Оказался очень приятным парнем, к тому же поклонником «Машины времени». Мигом уложил меня на стол и болячку отрезал. Категорически отказался от вознаграждения. Растроганный и счастливый я уехал домой.

Через пару месяцев шишечка выросла снова. На том же месте. Уже знакомый хирург очень удивился, велел мне приехать и проделал операцию еще раз. Даром.

Прошло еще три месяца, и шишечка была на прежнем месте. Хирург удивился еще больше и сказал, что тогда мы эту штуку возьмем лазером. По последнему слову техники. Мы пошли на другой этаж больницы, и строгая тетенька лазером, похожим на детский прибор для выжигания, эту штуку выжгла. Лазер гудел, лампочки мигали, пахло шашлыком.

Через пару месяцев все вернулось на свои места.

И тогда я плюнул, купил билет и полетел в Израиль. Пришел в клинику, заплатил две тысячи долларов. В кассу. После чего израильский хирург проделал надо мной уже до боли (шутка) знакомую операцию. Ножичком. Безо всяких лазеров. В процессе этой операции я спросил его: почему у его российских коллег ничего не получалось. Он удивленно посмотрел на меня, пожал плечами и сказал: «А они просто не до конца вырезали». «Ну погоди, — думал я, — утру тебе нос. Вот заявлюсь через пару месяцев в прежнем виде, хромая — что тогда скажешь? Небось, опять две тысячи сдерут?»

А больше ничего не выросло. Как отрезало. Два мира, два детства.

Совсем недавно я был уверен, что отечественное кино неспособно родить настоящий боевик или триллер как в Голливуде. Не из-за того, что нет денег, а в принципе. Очень уж аккуратненько и беспомощно бились в наших фильмах машины, погони выглядели смешно, драки российских артистов без слез смотреть было невозможно. Пропасть казалась непреодолимой. «Ну да, — понимал я, — это просто не наш жанр. Ну не дано нам. Зато у нас бездна психологизма и душевности. Омут естества». А прошло несколько лет и оказалось — все нам дано. И взрывы, и драки, и погони и все что угодно. Это не означает, что хороших фильмов стало больше — просто данный жанр освоили. На мировом уровне.

То есть где-то получается.